Чисвикские ведьмы - Роберт Рэнкин Страница 4

Недавно Уилл скопировал несколько файлов ограниченного доступа из основного фонда Библиотеки – а именно из собрания викторианской эротической литературы, – и загрузил их в свое устройство. Теперь он мог насладиться романом Обри Бердслея «Под холмом» [7]. Правда, многое из того, что написал Бердслей, представлялось ему весьма туманным, ибо автор использовал множество устаревших слов и выражений. Однако Уилл понял, что обнаружил действительно нечто особенное, и не поленился собрать все сведения об этом мистере Бердслее. Конец девятнадцатого века вообще был его любимым периодом. Как только не называли это десятилетие: славные девяностые, эпоха декаданса, пора творческого расцвета человечества…

Зачитавшись, Уилл едва не пропустил остановку «Центр Лондона-3». Он как раз добрался до середины главы, где Венера мастурбирует Единорога, и почувствовал себя несколько неловко.

Ух-х… Это было действительно потрясающее описание.

Уилл выключил наладонник, снова сунул его в карман, натянул перчатки, поднялся, нажал кнопку у двери и покинул движущийся трамвай. Дальше его путь лежал в подземку, до транспортного терминала Галереи Тэйт. Там Уилл снова подвергся сканированию сетчатки и сдал свой противохимический костюм. А потом, то поднимаясь на лифтах, то проходя по переходам, направился к своему рабочему месту.

Рабочее помещение было круглым, примерно половину старой мили в диаметре и несколько новых метров высотой. Внутри рядами выстроились гигантские компьютеры, устаревшие и ненадежные, укомплектованные мониторами и клавиатурами от ИКЕА. Этот антиквариат обсуживала целая толпа мужчин и женщин, каждый из которых превосходил Уилла как возрастом, так и габаритами.

– Привет, щепка, – бросил Джарвис Сантос, непосредственный начальник Уилла – добродушная туша в деловом костюме-тройке.

– Доброе утро, мистер Сантос, – ответил Уилл, погружаясь в необъятное кресло перед необъятным терминалом. – Мерзкая сегодня погодка, правда?

– Сомневаюсь, что погода тебя интересует. Ты здесь для того, чтобы заниматься своей работой. Пальчики не переломаешь?

– Само собой, – откликнулся Уилл и широко улыбнулся.

– Ты мне эти ухмылочки брось. План на день – на экране. Изволь ознакомиться.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Уилл.

Джарвис Сантос покачал головой, а заодно и внушительными жировыми подушками на щеках, повернулся и вперевалку побрел прочь, предоставив Уиллу дарить улыбку экрану монитора.

А Уилл не только улыбался. Ему хотелось петь от радости. Текст на экране был озаглавлен: «Произведения Ричарда Дэдда», далее следовала краткая биография этого художника викторианской эпохи.

Уилл еще раз перечитал эти слова и присвистнул. Лучшего и представить себе невозможно. Ричард Дэдд был одним из самых любимых его мастеров – не только среди художников викторианской эпохи. Это был истинный гений своего времени. И, как и полагается истинному гению, к концу жизни он потерял все.

Подобно многим обеспеченным людям своего времени, Дэдд совершил Большое Путешествие. Он побывал во многих странах. Посетил Египет, где написал немало картин, вдоль и поперек объездил Африку и Индию. Когда он, в конце концов, вернулся в Европу, разум его был совершенно помрачен. Его отец, обеспокоенный душевным состоянием Ричарда, взял над ним опеку и вез в лечебницу, когда произошло странное и трагическое событие. Остановившись на ночлег в гостинице Кобхэма в Сэррее, отец и сын отправились прогуляться перед сном. Несколько часов спустя Ричард вернулся один и поспешно покинул гостиницу. Он убил отца в лесу и, согласно легенде, пожрал его мозг.

Правда это или нет, неизвестно. Но сын действительно убил отца. Дэдд успел перебраться во Францию, где его и арестовали. На суде стало более чем очевидно, что художник абсолютно безумен. Его поместили в лечебницу для душевнобольных святой Марии Вифлеемской, где он провел двадцать лет, затем его перевели в Бродмур – еще на двадцать два года, последние годы его жизни. Именно в Бродмуре Дэдд создал свое прославленное творение – «Мастерский удар эльфа-дровосека» [8].

Размер холста – всего пятьдесят четыре на тридцать девять сантиметров. Но над этим полотном мастер работал девять лет… и так и не закончил. Это удивительная картина. Существует множество трактовок ее сюжета. Одни ученые считают ее аллегорией, сатирическим изображением современного художнику мира. Другим она представляется исполненной глубокого, метафизического смысла.

Вот что изображено на картине. На переднем плане стоит эльф-дровосек. Он занес свой топор и замер, чтобы точным ударом расколоть огромный орех, лежащий у его ног, – возможно, потом из этого ореха сделают новую карету для королевы Маб. За спиной дровосека столпились волшебные существа – феи и их кавалеры, эльфы, странного вида гномы и создания, похожие на крошечных сатиров, – и в ожидании смотрят на него. Другие герои словно сошли со страниц детских книжек: жестянщик, портной, солдат, богач, бедняк, попрошайка, вор… Перспектива отсутствует. Персонажи как будто не связаны друг с другом. Они похожи на фигурки разных размеров, расставленные наугад среди колышущейся травы и гигантских маргариток. Это действительно очень странная картина. Уилл хорошо представлял, что надо сделать. Его работа заключалась в проверке качества передачи цвета и текстуры на цифровой копии картины. Такая работа кому угодно показалась бы сложной и нудной – но только не Уиллу.

Это была работа, которую он обожал. Вывести на экран увеличенное изображение полотна и рассматривать каждую деталь, каждый мазок… Да, мазков на «Мастерском ударе эльфа-дровосека» хватит не на одну картину. Дэдд, точно одержимый (впрочем, он и был одержимым), снова и снова переписывал лица персонажей в безумном стремлении «сделать все правильно». Некоторые образовывали на холсте бугорки высотой в полсантиметра. Чтобы Галерея Тэйт могла выставить копии картин на всеобщее обозрение, эти копии должны быть идеально точными. Уиллу приходилось проверять не каждый сантиметр изображения, но каждый миллиметр. Конечно, на компьютере было установлено множество программ, способных выполнять автоматическую сверку. Но программы регулярно падали и зависали, и работа требовала непосредственного участия человека. И Уилл, надо признать, участвовал в полной мере.

– Восхитительно, – пробормотал он. – Похоже, нам предстоит нечто особенное.

Громкое «бух!» заставил Уилла обернуться. Это Глэдис Нэнкин водрузила свои могучие телеса на сиденье перед соседним монитором.

– С добрым утром, мой милый мальчик, – произнесла она, переводя дух.

– Ага…

Уилл покосился на нее. То был взгляд кролика, внезапно ослепленного фарами автомобиля.

– Как поживает мой малыш? – проворковала Глэдис.