Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов Страница 5

Тут следует оговориться, что Геракл — это не настоящее имя героя, а своего рода сценический псевдоним. При рождении папа с мамой назвали мальчика Алкид, что, по их мнению, означало «сильный». А имя «Геракл» он получил гораздо позже из-за неразберихи в канцелярии дельфийского оракула, но до этого нам еще предстоит дойти.

Разумеется, исследователи жизни героя и прочие раздуватели фимиама впоследствии обосновали такой кульбит судьбы. Заявляя, что Алкид — имя, подходящее скорее для деревенского кузнеца, чем для героя с мировой славой, они трактовали «Геракл» как «совершающий подвиги из-за гонений Геры». Но эта публика подвела бы базу, даже если бы из-за бюрократического бардака мальчика перекрестили в Шварценеггера. Как мы сами убедимся чуть позже, непосредственно герой имел все основания быть недовольным таким поворотом. Но, во избежание лишней путаницы, все же продолжим называть его привычным именем Геракл. Что поделать, коль уж так исторически сложилось.

Одновременно с Гераклом на свет появился и его брат Ификл. И тут перед родителями встала весьма неслабая проблема: определить, кто из этих двоих величайший мужчина Греции, а кто просто погулять вышел. И этот непраздный вопрос: «Кто вы, мистер Геракл?» — витал без ответа над домом Амфитриона целых восемь месяцев. Разобраться, кто есть ху, получилось однажды ночью. Несмотря на благородное происхождение, семейство Амфитриона жило крайне небогато. Алкмена продавала на рынке вывезенные ее военнослужащим супругом с покоренного Тафоса ценности, сам Амфитрион рассылал по инстанциям заявки на организацию новых походов. Задолженности перед слугами иногда достигали нескольких месяцев. По бедности мальчикам приходилось ночевать в подвешенном к потолку трофейном щите, захваченном папаней у Птерелая.

Однажды вечером Алкмена, как обычно, уложила пацанов в средство индивидуальной самообороны, накрыла их овечьей шкурой и пошла спать. И благополучно проспала бы до утра, если бы Гера не наметила на эту ночь операцию по избавлению от Геракла. Она так и сказала своему приспешнику тысячеглазому Аргусу: «Убивать их надо, этих героев, пока они маленькие». И подкинула в щит-колыбель двух гадюк, одну — непосредственно для убийства, другую — для контрольного укуса в голову.

Неглупый мальчик Ификл, увидев змей, заорал как резаный и бросился по мере младенческих сил бежать. Не успевший же ретироваться Геракл был вынужден вступить в неравный бой с ядовитыми тварями. То ли гады оказались неповоротливыми и недооценили противника, то ли младенец был уже не по годам шустрый. Но когда Амфитрион, разбуженный криком Ификла, в трусах и с мечом вбежал в комнату, обе змеюки были уже задушены не по-младенчески уверенной рукой.

— Чисто Рики-Тики-Тави какой, — почесал затылок Амфитрион и пошел к Тиресию посоветоваться за амфорой афинского полусладкого.

Это было по-настоящему мудрое решение, и обвинять папу героя в чрезмерной тяге к бутылке было бы поспешно. Дай Бог каждому из нас такого соседа-советчика, как Амфитриону. Жившего в стране, где с каждого второго можно было писать роман, Тиресия даже на этом неслабом фоне можно смело назвать человеком непростой судьбы. А по части борьбы с пресмыкающимися он вообще был самый большой специалист Греции, поскольку в молодости очень настрадался от этих ползучих гадов.

Еще подростком он увидел как-то на дороге двух змей и исключительно из естествоиспытательского интереса, желая узнать, мальчик это или девочка и в чем собственно разница, прибил одну палкой. Змея оказалась самкой, но это Тиресия уже не интересовало, поскольку по непонятной причине в момент рокового удара он превратился в женщину. И вопрос: «Почему самкой оказался он сам?» — занимал парня (девушку?) уже гораздо больше всех змеиных проблем.

Следующие семь лет жизни он посвятил охоте на змей в надежде, что среди жертв окажется тот самый самец, сумевший в суматохе нырнуть в кусты. Тиресий предполагал, что, возможно, повторное убийство позволит ему вернуться к традиционной сексуальной ориентации. Убитых змей он сдавал в китайские рестораны, и, если бы не постоянные домогательства желтолицых владельцев этих заведений, бизнес можно было бы считать весьма успешным.

В конце концов, немногочисленные оставшиеся в живых греческие гады сами приволокли к Тиресию упирающегося искомого змея. Отработанный годами удар — и после очередной операции по смене пола мужчина-женщина-мужчина восстановил, наконец, долгожданный статус-кво.

Однако годы, проведенные в женском обличье, не прошли даром. Тиресий, изучивший взаимоотношения полов, что называется, всесторонне, после возвращения в мужское обличье зарабатывал на жизнь, открыв первую в мире консультацию по вопросам семьи и брака, где и реализовывал свой бесценный опыт. И пользовался таким успехом, что однажды к нему на прием даже явились Зевс с Герой. Им срочно приспичило разрешить спор: кому, мужчине или женщине, любовь приносит больше радости.

Хотя вопрос был явно из сферы прикладной сексологии, Тиресий подошел к нему политически, сказав, что тут и гадать нечего, ежу понятно — женщине. И не прогадал. Разъяренная Гера лишила его всего-навсего зрения, тогда как даже и думать не хочется, чего лишил бы его в противном случае Зевс, впоследствии щедро наградивший понимающего консультанта.

Тиресий получил взамен утраченного зрения дар прорицания и умение понимать язык зверей, птиц и сумасшедших. В качестве бонуса ему увеличили срок жизни в семь раз, потому что Тиресию очень хотелось посетить юбилейные сотые Олимпийские игры, а их в то время даже еще не начали проводить. Вошедший в раж Тиресий требовал еще и положенную по статусу собаку-поводыря, но рачительный Гермес вовремя подсчитал, что на семь жизней никаких собак не напасешься, поэтому четвероного заменили волшебным посохом, указывающим дорогу.

Правда, сам Тиресий предпочитал в интервью и беседах в бане придерживаться более романтической версии ослепления. Он рассказывал, что был лишен зрения за то, что в молодости подглядывал за купающейся Афиной. Той, мол, это не понравилось и она вырвала у бедняги оба глаза. Мать Тиресия, нимфа Харикло, уговорила богиню компенсировать утрату перечисленными выше благами, но Афина запретила прорицателю рассказывать людям что-либо о богах. При этом Тиресий похлопывал собеседника по плечу, давая понять: Афина опасалась в первую очередь, что он расскажет кому-нибудь непосредственно о ее прелестях.

— Прелести, — тут он корчил презрительную рожу, — честно говоря, не очень.

Тиресий по-соседски (то есть со скидкой в тридцать процентов) и рассказал Амфитриону о великой судьбе Геракла, его грядущих подвигах и диких тварях, которых тот прикончит.

— Даже и не думай теперь сэкономить на университете, — говорил он Амфитриону. — Потом вся Греция будет попрекать за недостаток внимания к ребенку.

Но, видимо, испугавшись, что, давая простые и понятные указания, он уронит свое достоинство прорицателя, Тиресий тут же выдал замысловатую рекомендацию, как следует поступить с изничтоженными гадюками.

— Надо сложить костер из сухих сучьев утесника, терновника и ежевики и в полночь змей на нем изжарить. Утром оставшийся пепел отнести на скалу, где раньше сидел Сфинкс, пустить по ветру и, не оглядываясь, бежать назад. После чего дом следует очистить дымом серы и соленой родниковой водой, а крышу украсить дикой оливой.