Оракул - Сергей Шведов Страница 54

— Надо же людям как-то объяснить самим себе, что с ними происходит, — возразил поэту детектив. — Тем более что чудеса происходят на протяжении веков. Иначе как промыслом высших сил такое не объяснишь.

— Йороды, — покачал головой Кравчинский. — Чего только люди не выдумают. Хотя, надо признать, выдумали красиво.

После беседы с мужиками Кузнецов понял, что разговор с Ефросиньей будет куда труднее, чем он ожидал. Если эта женщина верит, что имеет дело с богом, пусть даже языческим, то переубедить ее будет крайне трудно. Религиозное чувство нельзя победить никакими аргументами. А здесь это чувство явно застарелое, передающееся из поколения в поколение и, вероятно, изломавшее не одну жизнь в роду Глинских — Ходулиных.

Ефросинья встретила гостей спокойно. На красивом лице ее не отразилось ни радости, ни огорчения. Видимо, она понимала, что приезжие за это время успели проникнуть во многие тайны зоны отчуждения, и не собиралась разыгрывать неведение. Ярославу же от нее нужно было узнать только одно: собирается ли она приносить в жертву своих родственников, или можно будет рассчитывать на ее помощь в их спасении?

— Ионе принимает человеческих жертв, — надменно отозвалась Ефросинья. — Екатерину и Николая ждет завидная судьба.

— Но ведь завидная судьба ждала и вашего брата, отца Николая, — мягко заметил Ярослав, — но, увы, все получилось совсем не так, как задумывалось.

Лицо Ефросиньи помрачнело, но она ни словом, ни взглядом не отреагировала на слова гостя. Похоже, эта женщина принадлежала к породе фанатичек, и разговор с ней, скорее всего, закончится ничем. Ярослав опять оглядел стены ходулинских хором и не нашел в них ничего такого, чтобы отличало жизнь этой семьи от жизни всех остальных семей России. Возможно, потомственному аристократу йородивому графу Глинскому и нужна была царская власть, то уж Коляну Ходулину до царского венца точно не добраться. Ну, хотя бы потому, что никаких венцов, скипетров и тронов Конституция Российской Федерации не предусматривает. Конечно, Колян мог бы стать президентом, как и любой гражданин нашей необъятной Родины, но с его стороны это было бы слишком смелой претензией. А, следовательно, были очень серьезные основания полагать, что ходить ему до скончания дней в Иванушках-дураках, но хотелось бы, чтобы это скончание наступило не завтра.

— Не сочти это богохульством, Ефросинья, но мы с Аполлоном полагаем, что оракул — не бог, а инопланетный компьютер. Ты, конечно, слышала о компьютерах?

— Слышала, — спокойно отозвалась женщина. — И что это меняет?

— Одно дело — служить Богу, и совсем другое — тупой машине, изобретенной людьми, — возмутился Кравчинский. — Разница большая — согласись.

— Когда я училась в школе, нам говорили, что Бога придумали люди из страха перед силами природы. А какая разница — люди создали Бога или Бог создал людей, если он есть и реально способен распоряжаться нашей судьбой.

Логика в словах Ефросиньи, безусловно, была. Оракул действительно распоряжался судьбами людей, пусть пока и на очень ограниченном пространстве. Но если это самообучающийся агрегат, то не исключено, что рано или поздно он начнет расширять зону влияния, подчиняя своей воле новых людей и новые пространства. В любом случае компьютер нужно выключить, ибо его опасность для окружающего мира становится все более очевидной.

— В храм Йо можно попасть только с помощью диадемы?

— Есть и другие способы, но этот самый надежный, — спокойно отозвалась Ефросинья.

Ярослав достал из кармана Преображенского мундира диадему и положил на стол. Лицо Ефросиньи дрогнуло. Видимо, с этой золотой вещицей у нее были связаны не самые приятные воспоминания. Хотя, скорее всего, это были не ее личные воспоминания, а перешедшие к ней по наследству при участии оракула от давно умершей бабушки.

— Вашу бабушку убил фон Дорн? — прямо спросил Ярослав.

— Кажется, фамилия того человека была Доренко, — возразила Ефросинья. — Точно, Доренко Терентий Филиппович, старший оперуполномоченный ОГПУ. Он раскрыл здесь контрреволюционный заговор. Он пытался убить ее здесь, но это оказалось невозможно. Бабушку арестовали, вывезли в соседний город и там расстреляли по приговору суда.

— А что было с Друбичем и племянником старого графа?

— Не знаю, — покачала головой Ефросинья.

— Но ведь Доренко пытался и их убить?

— Пытался, — подтвердила Ефросинья. — И возможно, даже убил, но не здесь.

— Я хотел бы еще раз повидать оракула, — попросил Ярослав. — Это возможно?

— Жду вас сегодня ночью в старой избушке, — отозвалась Ефросинья.

На этом аудиенция была окончена, и друзьям не оставалось ничего другого, как покинуть гостеприимный ходулинский дом. Вернулись они во дворец графа Глинского без приключений, если не считать того, что невесть кем напуганные лошади понесли, и детективу пришлось срочно помогать поэту, дабы притормозить мчащийся на бешеной скорости тарантас. Ярослав одного не мог понять — как можно преобразовать неживую материю в живых и резвых коней? Это было, пожалуй, самым удивительным из тех чудес, которые он видел в зоне отчуждения. Все остальное хоть и выходило за рамки жизненных реалий, но не настолько, чтобы поставить в тупик земной разум. В конце концов, у нас немало психов, готовых вообразить себя кем угодно, хоть Наполеоном. Процесс воскрешения мертвых, это, конечно, чудо из чудес, но и его можно объяснить кратковременным наваждением, гипнозом. Но резвые кони никак не хотели укладываться в эту схему. Нельзя же, в конце концов, загипнотизировать «мерседес» до такой степени, чтобы он вообразил себя тарантасом, запряженным парой лошадей.

— Лошади могут быть самыми натуральными, — возразил Кравчинский.—А вот «мерседес» действительно превращается в тарантас или карету.

— Но каким образом? — стоял на своем Ярослав. — Он нас гипнотизирует или преобразует материю? Вот этот дворец, на крыльцо которого мы сейчас восходим, он реально существует или является всего лишь галлюцинацией?

— Спроси что-нибудь полегче, — усмехнулся Кравчинский, толкая плечом довольно увесистую входную дверь.

Граф Глинский еще спал, утомленный ночными научными трудами и утренним возлиянием, зато следователь Рябушкин был уже на ногах и нервно прохаживался по обширному залу, время, от времени бросая враждебные взгляды на стерегущих его холопов.

— Черт знает что! — воскликнул он при виде двух друзей. — Меня не выпускают за порог. Следователь Рябушкин арестован призраком, как вам это понравится?

— Бывает и хуже, — утешил работника прокуратуры Аполлон Кравчинский.

— Послушайте, господа хорошие, вы же нормальные люди. Объясните же мне наконец, куда я попал и что из себя представляет этот бедлам.

Граф Калиостро попросил у холопов вина, скинул неудобные башмаки и с удобствами расположился в кресле у окна, выходящего на парковую аллею. Рябушкин присел рядом за изящно сработанный из ценных пород дерева столик и приготовился слушать. Аполлон честно предупредил следователя, что имеет он дело с Иванами, возможно даже йородами и, более того, сам скорее всего является таковым. Пространный экскурс поэта в теорию русского мата едва не довел Рябушкина до белого каления. Анатолий Сергеевич вообразил, что над ним издеваются, и, будучи человеком откровенным, не утаил от Аполлона своих мыслей по поводу наглых молодых людей, позволяющих себе шутить над представителями закона, находящимися при исполнении служебных обязанностей.