Jackpot подкрался незаметно - Аркадий Арканов Страница 57

Через пять минут в бассейне приступили к успокоению и две остальные пары.

…Со стены бассейна подмигивает большой телевизионный экран, искаженно отражая происходящее действие на поверхность бассейна. И кажется порой, что среди успокаивающихся пар безмятежно плещутся Анхелита и Кошмарио.

Камера панорамирует со Сталина на Анхелиту, с Анхелиты — на Черчилля, с Черчилля — на Мерилин Монро, с Мерилин Монро — на Кошмарио, с Кошмарио — на Софи Лорен…

— Я люблю тебя, Анхелита…

— Я люблю тебя, Кошмарио…

— У нас будет много детей…

Кошмарио машет рукой в сторону прибрежных зарослей, из которых смотрит на них и смеется, сидя в детской коляске, трехлетний Микола.

— Я буду любить его как своего, — говорит Кошмарио. — Кстати, почему ты назвала его Миколой?

— Не надо об этом, прошу тебя, люба моя… Анхелита увлекает Кошмарио под воду и там, целует его.

Из двух слившихся в экстазе ртов выбулъкивают и поднимаются на поверхность пузыри счастья…

Рапсод крепко держит Мельпомену за руку.

— О! Да у вас роман! — кричит проплывающий мимо успокоившийся Н.Р. — Как ты думаешь, Бестиев? У них роман?

— Да-а… Хорошо здесь, — отвечает Бестиев, не сводя глаз с экрана.

Камера панорамирует с целующихся Анхелиты и Кошмарио на противоположную сторону залива, где с приземлившегося вертолета выскакивают парни в черных масках и в банданах.

Слышны крики: «Здесь они!.. Я их вижу!»

И парни в масках и банданах открывают огонь из автоматов от живота веером.

Влюбленные вскрывают и вздрагивают от попадающих в них пуль…

Еще мгновение — и голубая вода приобретает буро-багровый оттенок…

Звучит «Муча» в траурном варианте…

— Здесь где-то рядом ублюдок!.. Поймать его!..

«Ублюдок» вылезает из коляски и, неуклюже переваливаясь, скрывается в прибрежных джунглях…

На финальных титрах триста восемьдесят четвертой серии продолжают звучать автоматные очереди и успокоительная вода бассейна, приобретает буро-багровый оттенок…

…Когда в помещение бассейна ворвалась вызванная по тревоге группа мухославского РУБОПа, бойцам предстала весьма неприятная картина. На поверхности плавали шесть трупов… Сталин, держащий за руку Мерилин Монро, Софи Лорен, Рузвельт, Мать Тереза и прибившийся к стенке Черчилль…

У входа начальника РУБОПа уже атаковали неизвестно каким образом пронюхавшие о трагедии журналисты.

— Каковы мотивы преступления?

— Мотивов три, — без эмоций отвечал начальник РУБОПа. — Основной мотив в интересах следствия оглашен быть не может. Два других мотива не подлежат обсуждению тоже в интересах следствия.

— Кто, по-вашему, главные заказчики и исполнители?

— Имена заказчиков и исполнителей в интересах следствия — пока не известны.

— Бывали ли вы раньше в культурно-оздоровительном центре «Найди меня»?

— Бывал… Два раза… И оба раза в интересах следствия…

Начальник РУБОПа покраснел и сел в машину…

В центре мухославского кладбища на постаменте стояли два гроба. Издали это напоминало катамаран. В одном гробу лежал Рапсод Мургабович Тбилисян, в другом — Н. Р. Ктоследует. Остальные четыре тела были похоронены в общегражданской муниципальной зоне накануне.

На похороны собралась вся общественность города. Приехал и Руслан Людмилов, отменивший дневной концерт.

— Мельпомену жалко, — тихо сказала какая-то старушка. — Красивая была девочка.

— А кому не жалко Мельпомену? — откликнулся Дынин. — Всем жалко Мельпомену…

Держа в руках траурную ленту с надписью «От благодарных мухославцев», на пьедестал медленно и торжественно взошел Кабан. Несколько секунд он молча стоял у изголовья, переводя взгляд с одного гроба на другой, словно удостовериваясь, тех ли людей хоронят. Потом он вытащил из кармана платок и, промокнув оба глаза, склонился над Рапсодом.

— Рад тебя видеть, — тихо произнес Кабан и, посмотрев на Н.Р., добавил: — И тебя заодно…

Он спустился и встал рядом со своим тестем.

— Твоих рук дело? — глядя вдаль, спросил начальник РУБОПа.

— А если не моих, то что, папа? — также глядя вдаль, спросил Кабан.

— Тогда придется заводить дело, а иначе опять висяк, — сказал тесть.

— И так висяк, и сяк висяк, — отреагировал зять.

— Боюсь, не подвел бы ты меня, — вздохнул тесть.

— Главное, ты меня не подведи, — успокоил зять.

На пьедестал вскарабкался Колбаско и сказал:

— Траурный экспромт…

Дикие звери убили людей

Ради поганых и алчных идей.

Знай же, Н.Р., будь уверен, Рапсод,

Помнит вас наш мухославский народ…

— На каких это зверей намекает этот Пушкин хренов? — жестко спросил Кабан. — А то я прямо сейчас из него Байрона сделаю.

— Не горячись, — попытался охладить Кабана начальник РУБОПа. — Настоящая жизнь только начинается…

К ним подошел заднепроходец Передковский и сказал таинственно:

— Алеко Никитич… Индей Гордеевич…

— Что, он тоже? — спросил Кабан.

— Чем так жить, лучше умереть, — констатировал Передковский. — Вовец, Гайский… Теперь вот они… Какая-то эпидемия, косящая определенных людей… Вы-то как?

— Мы — нормально! — сказал Кабан. — Мы люди неопределенные!

— Берегите анус, — попрощался Передковский и направился к группе молодых мужчин из ночного клуба «эГЕЙское море»…

Тот странный день до сих пор вспоминают в Мухославске, но о том, что странному дню предшествовала не менее странная ночь, знают немногие…

Накануне, подсчитав игровые убытки последних двух лет, Колбаско покрылся холодным потом и сам себе дал клятву завязать с казино навсегда. Воспользовавшись внезапным носовым кровотечением, он даже нацарапал кровью в своей тетрадке:

Больше я играть не буду!

Казино навек забуду!

Больше я уже не лох!

Гадом буду! Чтоб я сдох!

Засунув в правую ноздрю кусочки ватки, он поцеловал в лоб спящую Людмилку и улегся рядом. Но уснул не сразу. Ему не давали покоя пятьсот рублей, которые он остался должен покойному Вовцу.

Колбаско лежал и думал: «Если откладывать каждый день по десятке, то вернуть деньги вдове Вовца я смогу через пятьдесят дней… Но это круто… Если — по пятерке — то через сто дней. Тоже крутовато. Если — по рублю — то где-то через полтора года… Идеально было бы по пятьдесят копеек, но есть опасность, что либо вдова, либо я не доживу до часа возврата… Можно, конечно, попытаться одолжить пятьсот рублей у Дамменлибена и отдать их вдове, но какая разница, кому быть должным?.. Самое простое, конечно, взять у Дынина — ему вообще можно не отдавать — не отравится… Но он, засранец, удавится, а и рубля взаймы не даст…»