Байки доктора Данилова 2 - Андрей Шляхов Страница 6

— Он, наверное, все те калории, что за день получает, ночью расходует, — поддевали коллеги. — Потому и остается при своем скелете, обтянутом костями.

— Что есть, то есть, — смущенно краснела Пытельская. — Мы по ночам не скучаем.

Выйдя замуж, она отказалась от суточных дежурств и стала работать «полусутки» — с восьми утра до десяти вечера.

— Замужняя женщина должна проводить ночи дома, — говорила Пытельская и тут же уточняла. — Приличная замужняя женщина.

— Можно подумать, что ты у нас одна приличная! — обижались замужние дамы, которые работали сутками.

— Со стороны виднее, — отвечала Пытельская.

— Что вы можете знать о любви? — снисходительно удивлялась доктор Демичева. — Ничего вы о ней не знаете! А вот я знаю о любви все… У меня муж венеролог.

Доктора Кашина прозвали Гномом, потому что был он невысок, коренаст и бородат. Бонусом к этому прилагались ранняя лысина, нос-картошка и толстые губы. Короче говоря — не красавец, отнюдь.

Но при все том, Кашин пользовался невероятным успехом у женщин. В свободное время он только тем и занимался, что вел телефонные разговоры с разными дамами. Одним тыкал, другим выкал, но все разговоры сводились к одному — назначению свидания.

— Вера, ты готова? Я выезжаю…

— Света, сегодня не могу, уж простите. Но завтра с утра я у вас как штык…

— Леночка, а может ты за мной утром заедешь на подстанцию? Тогда мы сможем быстренько-быстренько…

Интриговало все это невероятно. Такой невзрачный мужчинка — и такая популярность! На подстанционных валькирий Кашин внимания не обращал, отчего валькирии сильно негодовали. Ну как же так? Если на этакого плюгавца бабы гроздьями вешаются, значит он в том самом смысле настолько о-го-го, что на внешность можно закрыть глаза. А нам от этого о-го-го — дуля с маслом. Обидно…

Кашина арестовали на подстанции, посреди дежурства. Оказалось, что он промышлял левыми абортами на дому. Один из абортов закончился плачевно, то есть — фатально. Кашин попытался спрятать концы в воду, то есть — в землю и зарыл тело погибшей клиентки в Лосином острове, но по неопытности наделал кучу ошибок, которые быстро вывели на него оперативников.

Ненавидевшие Кашина валькирии сразу же после его ареста начали ему сочувствовать и Гномом больше не называли, только по фамилии, а то и по имени-отчеству, что на «скорой» редкость, обычно по имени-отчеству называют только заведующих подстанциями и старших врачей, а всех остальных зовут по фамилиям или просто по имени.

Супруги Назаровы работали на одной бригаде. Он был врачом, а она — фельдшером, традиционный, надо сказать, расклад, обратное встречается гораздо реже. Шутники предлагали Назаровым усыновить водителя Кирилина и тогда бригада станет полностью семейной.

Весть о том, что Назаровы разводятся, прозвучала как гром среди бела дня. «С чего бы это? — удивлялся народ. — Ведь такая дружная семья была».

Но еще сильнее удивило то, что после развода Назаровы продолжали работать вместе.

— Она у меня в печенках сидит, — говорил экс-муж, — но где я найду другого такого фельдшера, чтоб с полуслова меня понимала?

— Он у меня в печенках сидит, — вторила экс-жена, — но зато мы с ним «левак» делим с учетом интересов нашего ребенка. Треть — ему, две трети — мне. А перейди я на другую бригаду, так этих левых алиментов не увижу.

Оптимисты уверяли, что рано или поздно совместная работа восстановит распавшийся брак. Оптимисты, как всегда, ошибались. После того, как Назаров стал старшим врачом, его бывшая жена ушла со «скорой» в приемное отделение стационара. Короче говоря, разбить вазу легко, а вот склеить осколки трудно и не всегда получается. Если вы стоите на грани развода, то возьмите короткую паузу и еще раз, пусть, даже, и в сотый, взвесьте все «за» и «против».

Доктор Чесноков постоянно разговаривал с невидимыми миру собеседниками, общался по телефону с представителями внеземных цивилизаций, регулярно проводил в ординаторской сложные магические обряды, направленные на привлечение денег и уменьшение процента смертности, а также ставил диагнозы «на глазок», без осмотра пациентов и представьте — иногда угадывал диагноз правильно. Но все эти милые странности не мешали ему работать в реанимационном отделении одной московской больницы, первой среди равных.

Уволили Чеснокова после того, как он пришел к главному врачу с двумя предложениями. Первое — учредить должность заместителя по анестезиологии и реанимации, которой в данной больнице в то время не было. Второе — назначить на эту должность Чеснокова.

В ходе оживленной и продолжительной дискуссии главный врач впечатлился настолько, что приказал изолировать Чеснокова в одной из палат приемного отделения и вызвать к нему психиатрическую бригаду.

Официальный диагноз шизофрении поставил крест на профессии. Шизофреникам нельзя работать реаниматологами, поскольку эта работа требует оформления допуска к работе с наркотическими средствами и психотропными веществами. А тем, кто стоит на учете в психоневрологическом диспансере, такой допуск никогда не выдадут. Шизофреник может списать всю отделенческую наркоту налево, а потом скажет, что он из-за своего психического заболевания не понимал, что он делает… И его за это никак не накажешь, потому что у человека — ОПД, официальный психиатрический диагноз. Пришлось Чеснокову уйти в поликлинику, физиотерапевтом.

— Парадокс! — удивлялись коллеги. — Десять лет чудил человек и никому до этого дела не было. А тут пришел к главному с умным предложением — и сразу же шизофреником стал!

Заметив, что доктор Сидоров постоянно хандрит, коллеги пристали с расспросами.

— Грустно мне, дорогие друзья, — отвечал Сидоров. — Потому что скоро все это (следовал взмах рукой) закончится. Для меня. Конец фильма!

Продолжать расспросы при таком ответе было невозможно и негуманно. Зачем уточнять? Ведь и так все ясно. Если человек не развивает тему, значит, так ему лучше. Да и окружающим тоже лучше. Это пациентам можно бодрым голосом нести пургу про чудеса химиотерапии и прочее разное обнадеживающее. С коллегами все гораздо сложнее. «Сколько осталось?.. Ну-ну… Ты это, держись…». Полный мрак, короче говоря.

Только диспетчер Мамалыгина осторожно спросила:

— Совсем все плохо, Леша?

— Совсем, — вздохнул Сидоров. — Полный песец и два соболя с горностаем в придачу.

Полный песец — это уже очень плохо, а два соболя с горностаем в придачу — хуже некуда. Всем стало ясно, что счет идет не на месяцы, а на недели.

Коллеги начали всячески беречь Сидорова. Водитель с фельдшером не давали ему касаться носилок, фельдшер таскал всю аппаратуру, включая и кардиограф, который традиционно положено носить доктору (если таковой на бригаде есть). Старший фельдшер Михайлова, которую за глаза звали Цербершей, после пятиминутки убила всех наповал — подошла к Сидорову, протянула листок бумаги и сказала: