Золотое царство - Виктория Князева Страница 67

— Поможем, поможем, — кивнул стрелок, — веди нас на корабль, дедушка!

Старик обрадовался, всплеснул руками и не по годам шустро побежал по пристани. Молодцы бросились за ним.

Корабль, на который Самоха привел новоявленных крысобоев, был и в самом деле прекрасен. Выкрашенный в белый цвет, он ярким пятном выделялся на фоне потемневших от воды и времени других кораблей; паруса его из голубого шелка сливались с небом. Корпус корабля был богато украшен резными фигурами, изображавшими неведомых птиц и зверей, по корме вилась замысловатая надпись на северном языке. На носу высилась скульптура какого-то таинственного морского чудовища, выполненного так искусно, что на какой-то момент молодцам показалось, будто чудище это было живьем поднято и вздето на острый корабельный нос. Когда все поднялись на борт, изумление при виде подобной красоты переросло в настоящий восторг, потому что внутреннее убранство корабля было поистине царским. Всюду были расстелены роскошные ковры, стены завешаны огромными звериными шкурами. Самохинская светлица была невелика, но напоминала настоящий дворец. На шелковом тросе висела посреди нее лампада из красного стекла на шестнадцать свечей, мягкий свет заливал всю светелку, отражался в двух больших серебряных зеркалах, висящих на стенах. В углу был небольшой круглый стол с резными ножками и мраморной столешницей. На нем стояла ваза из чернильно-синего чароита.

Старик бежал впереди всех, хлопотал, что-то пришептывал. В светлице своей он наконец выдохнул и как-то заискивающе улыбнулся молодцам:

— Садитесь, ребятушки!

Садиться было некуда — нигде не было ни лавки, ни даже стула. Но, очевидно, в Снежети были свои порядки, и витязи, незнакомые с оными, пытливо взглянули на Самоху. А тот, не обращая ни малейшего внимания на их недоумение, плюхнулся на пол, предварительно подложив под себя небольшую вышитую подушечку. Его примеру последовали и молодцы, правда, подушек на всех не хватило, поэтому Вертодуб просто сел на ковер, с наслаждением расправив спину. С его богатырским ростом стоять в горнице было сущим мучением — потолки были очень низкие, так что все время приходилось сгибаться едва ли не пополам.

— Ну так что скажете? — спросил Самоха и ту г же снова засуетился, вскочил на ноги: — Эй, кто там! Чаю, быстро!

— На кой нам лясы точить да разговоры вести! Ты, дедушка, покажи, где звери твои наибольшую волю взяли, — сказал Вертодуб.

— Да что там показывать! — всплеснул руками старик. — Ты, сынок, посиди малость — сам увидишь! Наглые эти… как ты там назвал их?

— Крысы, — подсказал Витомысл, улыбаясь и наглаживая спящего кота.

— Ну да, крысы, — кивнул старик, — коли сейчас шуметь перестанем, сами вылезут, окаянные! Да за что же мне эдакая напасть-то?

Туг Самоха схватился за голову и начал раскачиваться взад-вперед, беспрестанно что-то причитая. Вертодуб уже думал, а не растолкать ли Баяна, пущай кот себе провиант отрабатывает, но тут дверь в светлицу распахнулась и два дюжих хлопца принесли подносы с чаем и закусками.

— Чаек, — предложил Самоха. — Не желаете ли закусить чем перед боем великим?

Вертодуб хотел было отказаться — нечего, мол, с закусками хороводиться, но тут проснулся кот, мигом оценил ситуацию и в один присест слопал четыре сдобные булочки.

— Мал, да прожорлив! — восхитился старик. — Это что за зверь такой?

— Это кот, — кратко ответствовал Вертодуб и тут же скомандован: — Баян! А ну хорош булки уписывать, а то такую морду отъел — ни в какую дверь не пролазит. Дело к тебе есть!

— Что-что? — невнятно пробурчал кот, жуя пирожок с рыбой. — Чего надобно?

— Поработать надо, — строго сказал Вертодуб, отодвигая от Баяна блюдо с угощениями. — Ну-ка поди сюда!

Кот обиженно заворчал, но послушно подошел и посмотрел на Вертодуба несчастными голодными глазами. По его виду сразу было понятно, что сейчас начнется скорбная повесть о преисполненной несчастий жизни алчущего страдальца, но Вертодуб заговорил раньше:

— Баян! Кушать хочешь?

— А то, — обрадовался кот, — еще как хочу! Брюхо так подвело, мочи нет терпеть! Я поем, ладно?

— Поешь, поешь, — усмехнулся Вертодуб, еще дальше отодвигая поднос, — только поработать сперва надо.

Кот погрустнел, но смекнул, что лучше не спорить, оно себе дороже — булочек не дадут. А они вон какие ароматные да румяные!

— Трудное дело, поди? — тоскливо спросил он, косясь на поднос с дымящимися закусками.

— Не трудное, — подбодрил его Витомысл и, сделав Вертодубу предостерегающий жест, предложил сам: — Давай, Баян, так сделаем… Корабль тутошний видишь? Не велика посудинка, но уж красива больно. Это вот хозяин сидит, Самохой зовется. И видишь ли, какая тут беда — крысы одолели, мочи нет! А про котов в этом краю никто и не слыхивал, так что ты, можно сказать, тут диковинка.

— И чего? — похолодел кот. — Неужто продать меня хотите, ироды? Да что же я вам сделал такого плохого да нехорошего? Ем, что ли, много? Куска хлеба для котика убогонького пожалели!

— Начинается, — пробурчал стрелок, — завел свою песню.

— Нет, — улыбнулся Вертодуб, — никто тебя, глупого, продавать не собирается. Ты просто сделай доброе дело — излови да передуши всех крыс тутошних. А за то нас на корабле до самого Северного моря довезут!

— Не буду, — потупился Баян. — Крыс-то, поди, много, а я один, маленький бедный котик…

Молодцы переглянулись.

— Покушать дадут! — нашелся Витомысл.

— Где они, ваши крысы?! — завопил кот, задрав хвост. — Всех переморю!

— Это уж тебе виднее, ты ж у нас крысолов, — хмыкнул Вертодуб, — сам ищи!

Баян, ободренный посулами, бросился было вон из светлицы, но в дверях остановился и тревожно спросил:

— А рыбки тоже дадут?

— Дадут, — успокоил его стрелок, — ну иди.

— А мясца?

— И его дадут.

— И курочки? — восхитился кот, пораженный небывалой щедростью. — И сметанки?

— Иди уже! — хором воскликнули все, и кот быстро умчался на охоту.

— И что теперь будет? — с изумлением спросил Самоха, когда дверь за котом захлопнулась.

— Крыс не будет, — улыбнулся Вертодуб. — Как они кота учуют, так духа их не будет к завтрему, уж ты мне поверь.

— Приходится верить, — вздохнул Самоха, — на вас только и уповаю, дорогие вы мои! Чаю не хотите ли еще?

И он потянулся к самовару.

Кота не было около часа. За это время Самоха успел поведать молодцам, что мореходствует он уже без малого сорок лет, дважды был женат, четверо сыновей. Трое старших ничего, к делу пристроены, один судействует, другой торгует кожами да мехами, третий нанялся писарем к самому царю.

— Все указы его рукой писаны! — с гордостью сообщил старик и тут же помрачнел: — Вот только младший меня беспокоит, ой как беспокоит! С малых лет ни к каким наукам али ремеслам интереса не высказывал, да и теперь на одном месте и двух седмиц не усидит. И купцом успел побывать, и чиновником, даже в лекари как-то раз затесался, а все без толку. Сейчас вот пришлось взять его к себе помощником, может, и выйдет что, да только вряд ли — малец-то опять поговаривает, что заскучал, мол, а не пойти ли ему в ополчение? — И пошел бы, — горько покачал головой Самоха, — и взяли бы, да только не понимает он, дурная его голова, что у царя нашего порядки больно жесткие! Коли взялся за дело — служи, а нет — так иди из царства на все четыре стороны. И говорил я уж ему, и отговаривал, а все никак: хочу, говорит, любезный батюшка, себя и в военном деле попробовать. И попробует, — махнул старик рукой, — и пропадет ведь, обормот, ни за что ни про что.