Джинса - Михаил Барановский Страница 8

Кирилл Кириллович виновато улыбнулся Илоне.

— Жена?

Он кивнул.

— А жена у тебя такая же, как телефон?

Он снова уперся взглядом в свой мобильник, который лежал перед ним на столе. Затем взял его и спрятал в карман.

— В некотором смысле, — ответил уклончиво.

— В каком смысле? — продолжала настаивать Илона, кокетливо наклонив голову на бок и сощурив глаза.

— Я к ней привык…

Илона хмыкнула:

— Человек вообще ко всему привыкает.

— Это точно…

И тут она протянула руку, дотронулась до его щеки, и он почувствовал, как все мрачные мысли тут же куда-то испарились. Пальцы ее были одновременно и теплыми, и прохладными. Он посмотрел Илоне в глаза и прижал ладонью ее руку. Она улыбнулась и сказала:

— Вообще-то, мне кажется, тебе надо сменить имидж.

Вдоль дороги мелькали желтые деревья. Бабье лето выдалось в этом году какое-то холодное. По большому счету — ни баб, ни лета. Просто осень посреди одиночества. Сырость, предчувствие зимы. По лобовому стеклу то и дело рассыпался мелким бисером будто сорвавшийся с нитки кратковременный дождь. Влажный асфальт забегал под колеса. Ираклий ехал в своем стареньком «фольксвагене» в правом ряду в поиске голосующих. Было очень обидно, что никто из коллег не одолжил ему денег. Конечно, это произошло не в первый раз. Но каждый раз было обидно, как в первый.

Еще на светофоре он заметил пару, стоявшую на краю тротуара за перекрестком. Молодой человек обнимал девушку за талию. Его покачивало. Девушка качалась с ним в такт. Одета она была легкомысленно — в смысле метеоусловий и общественной морали. Юбки почти не было, да и кофточка смотрелась более чем откровенно, почти ничего не скрывала — ни от посторонних взглядов, ни от первых симптомов простуды. Ираклий остановился. Мужчина назвал адрес. Пассажиры сели на заднее сиденье. Ехать предстояло недалеко. В салоне было тихо. Ираклий включил радио.

Он решил, что они давно знакомы — только близкие люди могут так долго молчать, чтобы это молчание не было в тягость, чтобы не приходилось затыкать паузы разной словесной паклей, как это обычно с ним случается, а достаточно просто держать руку у нее на коленке — и все!

В динамиках звучала музыка аргентинского композитора Астора Пьяццолы. «Дворники» сновали по стеклу, как дирижерские палочки. Немного джаза, немного танго и очень много осени, с аккордеоном и скрипками, с желтыми листьями, с одиночеством, окрашенным в красные огни стоп-сигналов стоящих в пробке машин, и бесконечным, зыбким, томящим ожиданием счастья…

— Здесь тормози, шеф. Тут мы выходим. С тысячи сдача будет?

Ираклий остановился.

— Вот мы и приехали, дорогая, — сказал мужчина.

Спутница ничего не ответила.

— Найдется, — Ираклий выудил из карманов скомканные купюры, принялся пересчитывать.

Хлопнула задняя дверца автомобиля, с улицы через открытое окно мужчина протянул Ираклию тысячу рублей, получил сдачу:

— Счастливо!

— Всего доброго, — ответил Ираклий и тронулся.

Он ехал медленно, высматривая новых пассажиров, как хищная рептилия. Скользил вдоль тротуара, карауля подошедших к водопою животных. Сзади кто-то нетерпеливый несколько раз нервно просигналил.

— Да пошел ты! — тихо ответил клаксону Ираклий и посмотрел в зеркало заднего вида. Там, в отражении, не мигая, на него смотрела пара глаз, сверкнувших внезапно откуда-то из дикой сумеречной чащи, из кошмарных снов, из глубин подсознания. Острые, как осколки стекла, блики уличных огней в зрачках полоснули по сердцу внезапным животным ужасом, атавистическим, рудиментарным кошмаром. На какой-то миг сердце Ираклия замерло, воздух перестал поступать в легкие, кровь застыла, взгляд остекленел… Опомнившись, он резко ударил по тормозам и обернулся, чтобы встретиться со своим страхом глаза в глаза, нос к носу, лицом к лицу, как и подобает настоящему мужчине.

На заднем сиденье молча сидела девушка. Взгляд ее был спокойным и сосредоточенным.

— Блин! Так же инфаркт получить недолго! — на время пропавшим без вести, обессиленным, но все-таки вернувшимся к нему голосом сказал Ираклий.

Водители отчаянно сигналили, объезжая стоящий на пути «фольксваген». Ираклий включил аварийку и выключил музыку:

— Чего вы молчите? Вам куда? Я думал, вы с ним того… Девушка! Вам плохо? Как вас зовут?

Она не проронила ни слова.

Ираклий вышел из машины, открыл заднюю дверцу, опустил голову в салон:

— Он вас обидел?

Девушка по-прежнему никак не реагировала.

— Ну скажите хоть что-нибудь! — раздосадованно бросил Ираклий. Он осторожно присел рядом, всмотрелся в тонкий силуэт ее профиля, скользнул взглядом по резкому контуру груди, четко очерченным коленкам и, понизив голос, произнес: — По правде сказать, он мне сразу как-то не понравился. Скользкий какой-то тип… — Ираклий сочувственно вздохнул. — А вы красивая. Знаете, вообще-то я режиссер. Хотите сниматься в рекламе?

В этот момент в стекло со стороны таинственной незнакомки постучали. Ираклий вышел из машины и увидел гаишника с жезлом.

— Инспектор Балясин, — представился тот. — Вы что, что не видите, что здесь останавливаться нельзя? Ваши документы.

— Тут такое дело, инспектор… — неуверенно начал Ираклий, протягивая слова и документы. — У меня пассажир в машине девушку оставил.

Балясин скривил рот в ухмылке:

— На чай, что ли, оставил? Как это оставил? А вы куда смотрели?

— А девушка молчит, ничего не говорит…

Балясин обошел машину:

— Сейчас разберемся. — Он заглянул в открытую дверцу. — Добрый вечер, девушка. Инспектор Балясин. Предъявите документы, пожалуйста.

— У нее даже сумочки никакой нет… — в спину гаишнику прошептал Ираклий.

— Это странно. Девушка, что же, вы совсем без документов?

Периферийным зрением Ираклий заметил своего экс-пассажира в плаще, приближавшегося к ним со скоростью автомобильного потока. Мужчина остановился рядом с «фольксвагеном», как стайер на финише, сложился вдвое, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться.

— Это он, — сказал Ираклий инспектору.

— Кто? — не понял Балясин.

— Мужчина, который девушку в машине оставил.

Стайер выпрямился, продолжая тяжело дышать. Белый воротник рубашки был расстегнут и торчал крыльями бумажного самолетика, узел галстука съехал набок, как стоящий на дороге «фольксваген», мигающий аварийными сигналами.

— Фух… Вот в таких вот ситуациях и понимаешь, что тебе уже не двадцать… И даже не тридцать… Господи, в это невозможно поверить, но уже даже и не сорок! — Он еще несколько раз глубоко и тяжело вздохнул: — Хорошо, что вы недалеко уехали…