Неучтённый фактор - Олег Маркеев Страница 118

Яков отошел от мерно гудевшего прибора, посмотрел на экран.

– А он будет двигаться? Мне важно уловить его моторику.

– Все будет. Работать мы умеем. – Владислав положил пульт. – Теперь просмотрите вот эти фотографии.

– Что здесь? – Первым потянулся к папке Холмогоров.

– Последний этап. Вы же просили "раскачать" Скворцова, вот мы и реализовали кое-какую информашку.

Александр внимательно следил за выражением лица читающего Холмогорова.

– Ужас! Какая, однако, грязь! – брезгливо вывернул губы Холмогоров.

– Обычная порнография, – небрежным тоном возразил Александр. – Если смотреть со стороны. А если действовать самому – акт как акт, ничего особенного. Что естественно, то не безобразно. Считайте, что кал под микроскопом исследуете.

– Дайте я посмотрю. – Яков быстро перебрал фотографии.

– Годится?

– Такое способно повалить любого, – протянул он, терзая пальцами бородку. – А это правда?

– Конечно, нет. – Александр улыбнулся одними губами. – Всю он просто не выдержит. Я отобрал более-менее, м-м, стандартные позы. А на видеозаписи чего только нет.

– М-да. Интересно, как вы сумели такое получить? Там же, наверное, охрана на каждом шагу.

– Я тоже имею способности к дистантному вождению воли. Только средства у нас разные. – Александр демонстративно посмотрел на часы. – Дело за вами. У меня все готово.

– Дайте мне еще десять минут, – Яков уселся напротив телевизора. – Мне нужно настроиться на него. И вот еще что. Вы можете достать вина? После мне потребуется глоток вина.

– Какое прикажете принести?

– "Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня", – ухмыльнулся Яков.

– Я серьезно. Назовите марку.

– Что-нибудь сухое, белое. Отечественное.

– Вот с хорошим отечественным у нас напряженка.

– А импортные я не знаю. Что-то типа "Алиготе".

– Есть рейнские вина. Очень нежные вкус, с холодной искоркой.

– Сойдет. – Яков отвернулся к экрану.

Александр снял трубку, коротко отдал распоряжение.

– Желаете присутствовать при эксперименте, Александр?

Холмогоров пересел ближе к прибору. По-хозяйски положил руку на корпус. Размером с лазерный принтер, такого же серого цвета. Из верхней крышки торчал полуметровый стеклянный цилиндр, двадцать сантиметров толщиной.

– Непременно. Будет что рассказать внукам. – Александр опять улыбнулся одними губами.

Холмогоров благодушно хохотнул.

Яков до хруста потянулся. Сцепил пальцы в странную комбинацию. Задышал, сильно надувая живот. Уронил руки. Закинул голову, с гортанными руладами пропел какие-то странно звучащие созвучия.

Заторможенно повернулся.

– Я готов.

Александр не смог скрыть удивления. Яков сделался полностью отчужденным, омертвелым, будто находился в глубоком обмороке. Глаза сфокусировались только на одному ему видимой точке.

Яков, сомнамбулически покачиваясь, прошел к прибору. Пощелкал кнопками, начал медленно поглаживать ладонями цилиндр.

Прибор сменил мерное урчание на нарастающий низкий гул. Со дна цилиндра всплыл золотистый диск. Покачиваясь сверкающей острой гранью, стал подниматься выше и выше, пока не замер, дрожа, на уровне ладоней Якова.

Гул стал еще ниже. Диск качнулся, потом стал вращаться, быстрее, еще быстрее, пока не превратился в тонкую дрожащую золотистую нить.

– Все. Я его ч у в с т в у ю. – Голос Якова стал неживым. – Дайте команду, пусть начинают.

Он обернулся к Александру, и тот вздрогнул. Лицо Якова изменилось. Черты оплывали, как восковая маска от огня.

Преторианцы

Сердце ухнуло вниз, звон в ушах сменился тишиной.

Скворцов, борясь с надвигающимся оцепенением, отчаянно сжал стакан. Вода в нем дрожала мелкой зыбью. Почему-то от нее вдруг пахнуло затхлым болотом, хотя он знал, нет чище в Москве воды, чем эта.

Он прислушался к себе. Тело жило собственной жизнью. Кто-то влез в него, как в чужой костюм. Он был ловким и уверенным в себе. Он приказал, и рука Скворцова поплыла вниз, стакан тихо тренькнул о бок графина.

Его п о в е р н у л и и т о л к н у л и к сейфу. Скворцов отчаянно борясь с жаркой волной безумия, прижался лбом к холодному металлу. Рука сама нырнула в карман и достала связку ключей. Он попытался сопротивляться чужой воле, она тут же отступила. Он было обрадовался, но в сознание ворвался рой видений, закружил, застилая глаза…

Сердце забилось, словно по нему замолотили острыми палочками. Всплыло, разрослось и ожило видение: тонкий профиль Аси, а рядом белесый дряблый живот, белые спортивные шорты, сбитые к коленям, блаженная и одновременно глумливая улыбка на рябоватом лице. Лицо до боли, до кровавых кругов перед глазами знакомо.

Рубцов шулерским неуловимым движением смахнул фотографии со стола. Встал рядом, заглянул в глаза.

– Держись, парень. Забудь. Ее не было. Фотографий не было. Забудь, вырви из сердца, не ищи ее. Себе дороже. Кобеля нашего знаешь. Забудь!

– Когда снимали? – простонал Скворцов.

– Сегодня. Главное, жива. Видал, в теннис играет. Все у нее лучше всех.

Скворцов царапнул по гладкому холодному металлу ногтями. Хотелось выть, перебить все, что подвернется под руку. Этот чужой в нем был спокоен. Он наблюдал за ним, ждал, когда уляжется волна отчаянья. Скворцов почувствовал, что он не чужой, он друг. Всепонимающий и молчаливый, каким и должен быть друг.

«Что мне делать? Как жить?» – спросил он его.

Вместо ответа тот рукой Скворцова вставил ключ в скважину и отпер стальную дверцу.

Скворцов слабо улыбнулся и вытер жгучую испарину. Это был его последний самостоятельный жест. Дальше он двигался, полностью доверившись тому, кто поселился внутри него…

* * *

Ночной дежурный по приемной кивнул вошедшему Скворцову.

– Не спишь, бедолага! – Это была дежурная шутка.

Только сейчас Скворцов понял ее подлый двойной смысл. За неделю до исчезновения Ланы его зарядили на ночные дежурства по комнате связи.

"Суки! Отмечали годовщину воцарения Первого. Велели привести "боевых подруг". Лана не жена, но я, дурак, потащил. Как же, Кремль, блядь! Первый приперся выпить стакашку с особо приближенным офицерьем. Наверно, тогда, собака, глаз положил! А этот знает?"

– Воскобойников, что ты вечно улыбаешься?

– Скворец, не задавай глупых вопросов. Еще Петр Первый наставлял, что подчиненный должен иметь вид бравый и туповатый, чтобы умом своим начальство в смущение не вводить. У тебя точно что-то срочное, а то у него Филатов сидит. Матюгаются второй час.