Мент: Рождество по-новорусски - Александр Золотько Страница 17

– Все нормально? – спросил Гричун, входя в клуб.

– Да… – сказал один брат.

– Хорошо, – добавил второй.

– А где госпожа директор?

Из зала доносилась музыка и какие-то дружные выкрики. Вечеринка была в самом разгаре, и эм-си отрабатывал свои деньги. Раньше этих эм-си именовали массовиками-затейниками, но времена менялись. И не всегда в лучшую сторону, отмечал Гричук.

– У себя, – сказал Кошкин, указывая рукой в сторону директорского кабинета, который теперь нужно было именовать офисом.

– Ждет, – сказал второй Кошкин и закрыл входную дверь на замок.

Теперь они оба смотрели на Гринчука выжидательно. С одной стороны, они ждали дальнейших указаний, а с другой стороны, им нужно было следить за порядком в зале.

– Идите, ребята, я сам, – решил их сомнения Гринчук, и братья скрылись в зале.

Музыка, ринувшаяся, было, в холл, затихла, снова придавленная дверью. Гринчук посмотрел на пакеты, которые держал в руках, потом перевел взгляд на дверь зала. Черт, братьям он, как раз, подарков не приготовил. Забыл. Просто не подумал. Хотя, они, кажется, счастливы, и без подарков.

Счастливы.

Снова это слово. И снова это дурацкое чувство неудовлетворенности. Все нормально, сказал себе Гринчук. Все в порядке.

Хреновый из него гипнотизер. Этот, аутотренер. Совсем никакой.

Гринчук подошел к двери кабинета. Постучал.

– Входи, – ответила Нина.

И Гричук вошел.

– Привет, – сказал Гринчук. – С Новым годом!

Нина сидела в своем кресле, за черным письменным столом, перед ней стояла бутылка шампанского и бутылка коньяку. И открытая коробка шоколадных конфет. Шампанское было еще не тронуто, а коньяк наполовину выпит.

– Явился, – улыбнулась Нина. – А я уж и не ждала.

Она развела руками, демонстрируя угощение.

– Решила начинать без тебя. И, – Нина подняла указательный палец, – заканчивать без тебя.

– И жить без тебя! – выкрикнула Нина. – Надоело.

Гринчук сложил подарки на столе перед Ниной, сел в кресло напротив:

– Что надоело?

– Все.

Обычно о выпившем человеке говорят, что он навеселе. Но Нина веселой не была. Она обычно, чуть выпив, становилась агрессивной.

– Тебя ждать надоело, клуб этот надоел – все надоело, – Нина взяла бутылку, плеснула себе и в хрустальный стакан для Гринчука. – Выпей.

Гричук взял стакан, покрутил его в руках.

– Или сказать, чтобы тебе принесли холодного чаю? – спросила Нина. – Будешь и дальше алкашом прикидываться?

– Уже можно не прикидываться, – сказал Гринчук, понюхав коньяк.

– Чего ты нюхаешь? – обиженно осведомилась Нина. – Хороший коньяк. На хороший коньяк у меня еще хватает денег. На коньяк – хватает.

Нина залпом, не чокаясь, выпила из своего стакана.

– Только на коньяк и хватает. А на ремонт клуба – хрен, не получается. И на новую аппаратуру – тоже. Может, у меня не денег не хватает, а ума? Мозгов, чтобы клубом руководить? Скажи, Гринчук, ты же умный.

Гринчук отпил из стакана.

Нина выжидательно смотрела на него, зрачки глаз были расширены, и в них Гринчук увидел себя.

– У тебя все есть Нина, – тихо сказал Гринчук. – Все. И ум, и внешность, и талант администратора. Только одного у тебя нет…

– Чего?

– Наркоты у тебя в клубе нет. Ты ее запретила продавать. А без наркоты такой клуб вытянуть не может никто. Чудес не бывает. Наркотики – обязательный пункт ассортимента таких заведений. Ты же это знаешь?

– Знаю. Но наркотиков продавать здесь не буду.

Гринчук допил коньяк.

– Тогда чем ты не довольна? Ты должна быть счастлива. Нет денег на ремонт? Зато нет наркотиков. И еще пару месяцев не будет. А потом либо ты сломаешься, либо придется продать клуб. А новый хозяин снова пустит сюда наркоту. И сменит твою обслугу.

– Думаешь, я этого не знаю? – Нина снова разлила коньяк в стаканы. – Ты мне что-нибудь хорошее скажи. Умное.

– Хорошее? – спросил Гринчук.

Он не ел с утра, и теперь коньяк начинал согревать желудок. И теплой волной стал пробираться в голову.

– Слышал, что сегодня из больницы выписался Гиря. Пардон, Геннадий Федорович. Ты, случайно, не по этому поводу напиваешься?

– И поэтому. Тоже. – Нина снова залпом выпила коньяк.

– Думаешь, он придет разбираться?

– Конечно. Придет. – Нина попыталась взять конфету из коробки, но не смогла. – Это ведь его клуб. А я. Только. Числюсь директором. Хреновым директором.

Гринчук отвел взгляд.

Нина было плохо. И еще хуже ей было оттого, что выхода не было. Хотя, один был. Нина о нем никогда не говорила вслух, но Гринчук знал об этом выходе.

Нужно было просто дать понять Гире, что теперь он, Гринчук, крыша Нины. И что теперь Гире нечего делать в «Кентавре». И самым неприятным во всем этом было то, что Гиря наверняка съехал бы с базара.

– Ты с ним поговоришь? – спросила, наконец, Нина.

– И что потом? У тебя потом появятся деньги без наркотиков? Или ты предлагаешь мне прикрывать эти наркотики? Ты этого хочешь?

– Я хочу, чтобы Гиря сюда не приходил, – неожиданно трезвым голосом сказала Нина.

Гринчук выпил свой коньяк.

– Не получится. Он обязательно придет. И придет не потому, что захочет повидать тебя, – Гринчук отодвинул стакан. – Он придет повидать меня. Ему очень захочется поговорить именно с Юрием Ивановичем Гринчуком. Лично. Типа принести свои извинения, за то, что попытался меня конкретно подставить нашим борцам за чистоту рядов. Он захочет поговорить со мной, и я не смогу ему отказать.

Гринчук невесело усмехнулся.

– И знаешь почему?

– Захочет извиниться, – ровным голосом ответила Нина.

– Почему я не могу отказать.

– Из вежливости, – взгляд Нины стал неподвижным.

Она словно рассматривала нечто, невидимое Гринчуку.

– Потому, что теперь есть ты. И твой бизнес. И он всегда сможет предложить мне сделку.

– А лучше было бы, если б я исчезла?

– Глупости, – сказал Гринчук. – Никто не должен исчезать.

Просто сложилась обычная безвыходная ситуация. Так или этак. Только выпадало Гринчуку общаться с Гирей. С Геннадием Федоровичем. Которого, по хорошему, стоило давно грохнуть. За тех, кто погиб по его вине.

Блин.

Гринчук взял бутылку, налил себе в стакан коньяку, и выпил.