Подарок девушки по вызову - Михаил Серегин Страница 20

— Это было вэликолепно, — сказал он, наконец-то откидываясь на спину и закуривая сигарету.

При этом он оттолкнул Леру так бесцеремонно, словно под ее нежной кожей, расписанной, как говорится, под орех сексуальными изысками водочного короля города, не оставалось ничего живого и чувствующего боль. Словно с тех пор, как он узнал о ее болезни, он перестал считать ее хоть и низшего сорта, но человеком.

— Нэплохо, — сказал он и швырнул ей ее вещи, — на сегодня достаточно. Это было совсэм нэплохо.

— Да и ты был великолепен, — сказала она.

Не в порядке подхалимажа, а потому что это было чистой правдой. Если бы Церетели не вызвал у нее сегодня физическое отвращение с самого начала, она и сама получила бы немало незабываемых впечатлений.

— Это вэрно, — сказал он и поморщился в досадливой ухмылке, потому что ее взгляд упал на следы уколов на его венах — и на левой, и на правой руке.

— Что это, Мамука?

— Э, — проговорил он и полез в ящик стола; оттуда его рука вынырнула уже с небольшой стеклянной ампулой без всяких надписей. — Вот что прописал мнэ профэссор Монахов.., харошщий щтук, чэстное слово!

Мамуке Шалвовичу явно хотелось похвастать своими медицинскими экзерсисами, потому что было совершенно определенно: в нормальном состоянии скрытный кавказец никогда не стал бы открывать Лере щекотливых подробностей касательно своих необыкновенных сексуальных возможностей.

Да в нормальном состоянии он никогда особо и не отличался ими.

— Вот так, — сказал Мамука и положил ампулу обратно в стол, — прэкрасно!

— Я свободна? — спросила Лера, поднимаясь и садясь на краешек стола, в котором только что исчез чудодейственный препарат Церетели.

Тот оскалил в недоброй усмешке свои острые белые зубы. Но ничего не сказал, а только взял телефонную трубку и проговорил в нее:

— Забырайтэ.

Лера медленно сползла со стула и съежилась на ковре, словно маленький ребенок, которого грозятся выпороть, и, часто моргая, уставилась в голую спину Церетели слепым, ничего не понимающим отчаянным взглядом. «Забирайте»? То есть как это? Неужели в самом деле подписан ее смертный приговор, как назойливо диктовало разбереженное какой-то выплаканной, выжатой, как лимон, безысходностью сознание?

Вошли Перевийченко и Влад Свиридов. Последний был бледен и имел отрешенно-надменное выражение лица, чему способствовали выразительно полуприкрытые глаза.

— Все? — коротко сказал он, в одном слове выразив целую гамму противоречивых эмоций.

«Гадина! — прокричали ему глаза Леры… — Если бы я только могла добраться до всех вас!»

— Забырайтэ, — повторил Церетели.

— Куда ее?

— На второй этаж.., рядом с этим самым…

— Мне можно хотя бы одеться? — холодно спросила Лера, которая с трудом сдерживалась, чтобы высказать Церетели все, что она о нем думает. Хуже уже не будет. Хотя как знать…

— Можьна, — ответил г-н Церетели. — Я думаю, щьто никто из этых рэбят нэ захочэт с тобой пообщаться, чтобы потом нэмножько захворат.

И он отрывисто захохотал в восторге от собственной тупой шутки. Потом присел на столик и продолжил сеанс смеховой терапии. Решительно, весь этот день без остатка Мамука Шалвович посвятил исключительно заботам о своем драгоценном здоровье.

Лера угрюмо посмотрела на веселящегося президента «AJAX Cereteli» и крепко сжала в кулак пальцы левой руки.

Если бы Церетели удосужился заглянуть в неоднократно упомянутый выше ящик своего стола, то он бы понял, почему с такой отчаянной силой и упорством сжимались хорошенькие пальчики хрупкой руки его очаровательной любовницы…

* * *

Лере никогда не было так страшно. Даже выпитое в больших количествах вино не ослабляло ощущения ужаса, напротив — увеличивало его пропорционально степени опьянения. Когда Перевийченко-младший привел ее в комнату для гостей, точнее, целую квартирку с отдельным туалетом, ванной и даже кухней, оснащенной всей нужной техникой, Валерия буквально рухнула в кресло, не обращая внимания на задранный подол короткого платья.

Перевийченко-младший задержался на ней довольно-таки пристальным взглядом, а потом молча захлопнул дверь.

Он не закрыл ее на ключ — это было совершенно излишне: выбраться из дома, оснащенного самыми современными системами сигнализации, плюс два охранника в вестибюле, плюс охранник в наружной будке, во дворе, — дело, изначально обреченное на провал.

Особенно для пьяной и до смерти напуганной девушки.

Лера села на диван и задумалась. Хотя задумалась — это слишком громкое определение для беспорядочного копания в собственных обрывочных мыслях, ощущениях, густо замешанных на алкогольном хаосе и первородном, животном страхе.

— Неужели они знают, что это я убила Винни?

Мысль жгла и не давала покоя. Когда тревога отпускала хотя бы на несколько мгновений, вспоминалось лицо Церетели. Лера уже видела такие лица — месяца три назад, когда принимала самое активное участие в оргии богемной тусовки, большей частью ребят из Питера. Они были вусмерть обдолбаны метамфетамином и без особых усилий могли трахаться всю ночь напролет. При этом совсем ничего не ели.

Только иногда пили пиво.

Тусовка продлилась в подобном режиме три дня, после чего двое заезжих тусовщиков из северной столицы были госпитализированы с диагнозом «сильное нервно-психическое и физическое истощение».

За этой формулировкой скрывались анемичные плюшевые движения — словно без боли переломаны все кости — и ввалившиеся бессмысленные глаза похудевших на десять килограммов «экстремальных парней»…

По всей видимости, Церетели тоже находился под воздействием подобного синтетического психостимулятора.

Но как подобное могло произойти?

Что случилось?

Лера больше не могла думать, равно как не могла сидеть на одном месте. Всем ее существом овладела одна бредовая мысль, одно неотвязное стремление, одна навязчивая идея — бежать, бежать, бежать! Куда угодно, только подальше отсюда, от этого роскошного жестокого дома, с его равнодушным и страшным хозяином с садистскими замашками, с его холодными и невозмутимыми церберами типа элегантного негодяя Свиридова и грозного Перевийченко.

Она вскочила с кровати и, скинув туфли на высоком десятисантиметровом каблуке, чтобы не цокали и не мешали свободно идти, бесшумно открыла дверь.

В огромном коридоре было темно и пустынно.

Лера не знала, сколько она просидела на диване, собираясь с силами и мыслями. Могло быть очень поздно. Но одно она знала совершенно точно — до утра еще далеко.

Коридор казался бесконечным. Но она прошла по нему, не встретив даже тени охраны, хотя еще недавно ей казалось, что нельзя сделать и шагу, чтобы не быть замеченной «секьюрити».