Оперативный захват - Сергей Соболев Страница 35

– Валя, ну наругай хоть ты Верку… капризничает!

Она вытащила руку из сумочки. Когда прошла мимо этой компании, отчетливо пахнуло парфюмом, мужским и женским. Пока не свернула за угол башни, ощущала позвонком, затылком устремленный ей вослед чужой взгляд… но, скорее всего, это ей лишь примерещилось.

В адрес на Вилиса Лациса Тереза добиралась, можно сказать, на «автопилоте». Однокомнатную квартиру, где она живет с сентября, лишь номинально можно назвать домом, поскольку она снимает эту жилплощадь. Ну а своего собственного жилья, после того, как продала квартиру в Воронеже, доставшуюся еще от родителей, у нее теперь – нет.

От метро шла пешком, дворами. Вот, наконец, пятиэтажка, на первом этаже которой, в крайнем от дороги подъезде, находится ее временное пристанище. Она увидела возле парадного мужчину в дешевой китайской куртке и вязаной шапочке – тот стоял спиной к ней. И только когда он обернулся, она признала в нем «однокамерника», которого сама привезла из Одинцово в Москву и даже впустила в свое временное обиталище.

– А… это вы, – почти равнодушно сказала она. – Как самочувствие?

– Спасибо… м-много лучше.

Некоторое время они стояли молча; между ними, казалось бы, нет ничего общего, так что и говорить особо – не о чем. Куртку, шапочку и ботинки, которые сейчас были на н е м, Тереза купила на вещевом рынке еще позавчера. Но «он» – про себя она так и называла этого странного мужчину – почти не разговаривал с ней. Да и вообще, с того вечера, как она привезла его к себе на съемную квартиру, «он» вряд ли произнес больше десятка слов; все это время молча лежал на диване, отвернувшись к стене или глядя в потолок.

Собственно, Тереза знала о нем сейчас ровно столько же, что и трое суток назад, когда она повстречала этого несчастного возле одинцовской райбольницы. В первый вечер она искупала его в ванной – ей не занимать опыта по уходу за больными людьми. Мужчина попытался было протестовать, мол, сам справлюсь, но этот протест не был услышан. Потом Тереза обработала его синяки и ссадины, а главное, соорудила бедняге «шапку Гиппократа» – классическую повязку, накладываемую в случае получения рваных ушибов и травм головы. Она, конечно, не врач, но и ее знаний хватило на то, чтобы понять – после того, как она сняла наложенную кое-как, явно недобросовестным медиком в травмпункте повязку и осмотрела побритую там наспех, буквально выстриженную клочками голову– что рана, полученная этим гражданином, несмотря на повреждение кожного покрова на теменной части черепа, все же не опасна для его жизни. Конечно, в таких случаях любой диагноз может оказаться ложным: пострадавшего надо было бы осмотреть спецам, да и через томограф его не худо бы проверить… Но, когда Тереза уже собралась было позвонить в «скорую», «он» попросил ее этого не делать.

– Я вас не узнала… в этих «обновках», – сказала она. – Ну как, головная боль прошла?

– Немного звенит в ушах…п-пустяки, пройдет… Спасибо… я вам компенсирую все… гм… затраты, – Мужчина глядел не прямо на нее, а куда-то в сторону, чуть выше ее левого плеча. У него все еще не сошли синяки под глазами, но разбитая губа чуть подзажила и покрылась корочкой; бинт от головной повязки, пропущенный под подбородком, делал его похожим на раненого бойца. – Знаете, вы так… так как-то внезапно утром ушли…

Он достал из кармана куртки сложенный в четвертушку листок, вырванной из общей тетрадки.

– Вот… нашел на столе. Это ведь вы оставили з-записку?

Тереза пожала плечами. Да, это ее записка. Она действительно оставила ее на кухонном столе. Текст записки, нацарапанной ею впопыхах, не слишком пространен:

ЗАВТРАК НА СТОЛЕ. ОДЕНЬТЕСЬ В НОВОЕ. ВАШИ СТАРЫЕ ВЕЩИ В ПАКЕТЕ В ПРИХОЖЕЙ. УЕХАЛА ПО СВОИМ ДЕЛАМ. УХОДЯ, ЗАХЛОПНИТЕ ДВЕРЬ, КЛЮЧИ У МЕНЯ С СОБОЙ. УДАЧИ…

Мужчина спрятал записку, но затем, порывшись в карманах, вытащил телефонную карточку и десять сторублевых купюр.

– Это я нашел в кармане куртки. Я н-не понимаю…

– А чего тут не понимать? – сказала Тереза. – Это вам. Большую сумму, извините, я вам дать не могу.

– Я не мог так уйти, даже не п-попрощавшись. И не поблагодарив вас – за все, что вы сделали для меня.

– Я не хотела вас утром будить. Поэтому и оставила записку на столе. Кстати, вы стали меньше заикаться…

Мужчина слегка кивнул, но ничего не сказал.

– Вы так ничего и не вспомнили?

Он пожал плечами; вид у него был совершенно потерянный.

Тереза судорожно вздохнула.

– Ладно… чего это мы на улице стоим? Пойдемте в дом, я что-нибудь приготовлю нам поесть.

Она открыла своим ключом входную дверь. Мужчина, чье имя и биография для нее так и оставались пока загадкой, попытался было помочь ей снять в прихожей шубку. Но Тереза сама сняла верхнюю одежду; после чего, присев на корточки, помогла ему разуться – мужских шлепанцев у нее не было, поэтому она натянула ему на ноги пару собственных разношенных шерстяных носков.

Прошла в комнату, включила торшер. Обстановка, конечно, не ахти какая: раздвижной диван (две последние ночи на диване спал о н), раскладушка, стол образца семидесятых годов минувшего века, застеленный дешевой скатеркой, три стула, шкаф для одежды и постельного белья, полка с книгами и старый, но работающий пока исправно телевизор «Sony» в ближнем к окну углу, стоящий на передвижной подставке…

Тереза включила телевизор, обернулась, протянула пульт мужчине.

– Вы садитесь… пощелкайте пока… умеете пользоваться? Я сейчас… у меня кура, кажется, есть в морозилке… Пойду, поставлю кастрюлю на огонь.

Она достала из морозилки упаковку с «бройлером»; выпустила в раковине воду, бросила куру под струйку, чтоб быстрее «дефростировалось». Хотелось плакать, но Тереза не могла себе позволить себе даже такой малости. Тем более, что в квартире она сейчас – не одна.

Вот так. Упустила такой шанс. Пожалела. Не прокурора, и даже не его близких, а скорее – если по правде – пожалела себя. Надо же, его дочь зовут, как и ее – Вера. «Верка» – так звал ее когда-то дядя Паша… чего только в этой жизни не случается.

«Кстати, – она едва не всплеснула руками. – А ты, дорогая, ничего не забыла? Нельзя же, в самом деле, быть настолько неосторожной… и невнимательной!..»

Она вернулась в прихожую и взяла с полки свою сумочку. Мужчина сидел спиной к ней и смотрел то ли в «ящик», то ли в окно. Тереза прошла обратно на кухню. Раскрыла сумку – пистолет лежал на самом дне, под косметичкой и разными дамскими мелочами, вроде гигиенических прокладок и носовых платков. Она прикрыла дверь. Взяла половинку старой газеты; замотала «макаров» в бумагу, положила в пакет. Сам пакет спрятала в кухонный шкафчик, туда, где хранятся кастрюли и сковородки…

– Придется немного обождать, – сказала она, пройдя в комнату. – Есть хлеб, масло, колбаса… Где-то осталась банка маринованных огурцов. Вы, наверное, голодны? Сейчас я поставлю чайник… перекусите пока бутербродами, ладно?