Мастер-снайпер - Стивен Хантер Страница 4

— Ну и пострелял же он вчера! — сказал любитель курить трубку другому охраннику.

— Лучше бы мы использовали эти патроны под Курском, — горько заметил тот. — А теперь они ублажают этим больших шишек. Просто безумие. И нечего удивляться, что американцы уже на Рейне.

На протяжении следующих недель это действо повторялось неоднократно. Однажды несколько заключенных были подняты среди ночи и куда-то уведены. То, что они рассказали утром, было очень интересно. После того как заключенные собрали гильзы, немцы обошлись с ними особенно радушно, словно они были друг другу приятелями. Была даже пущена по кругу бутылка.

— Немецкий продукт.

— Шнапс?

— Именно. Сказочная штука. Мгновенная шуба. Согревает до самых костей.

По рассказам этих людей, большой начальник (Шмуль знал, что это мастер-сапожник) тоже был там. Он расхаживал среди заключенных и спрашивал, хватает ли им еды. Угощал сигаретами, русскими папиросами и шоколадом.

— Очень дружелюбный мужик, — сказал заключенный, — не то, что те, которых я встречал раньше. Смотрел мне прямо в глаза.

Но Шмуль все удивлялся: зачем понадобилось среди ночи собирать гильзы?

Прошла неделя, а может быть, и две, — не имея под рукой ни часов, ни календаря, трудно говорить о времени. Дождь, солнце, иногда ночами небольшой снегопад. Усилилась ли активность вокруг бетонного здания? Были ли еще ночные стрельбы? Мастер-сапожник, казалось, поспевал повсюду, и всегда его сопровождал молодой офицер. Шмуль никогда больше не видел мужчину в гражданском, того, которого они называли жидом. Может, как говорил тот парень, его уже забрали? И еще Шмуль тревожился насчет «человека с дубом». Что бы это могло значить? Шмуля все больше одолевало беспокойство, в то время как остальные радовались тому, как идут дела:

— Еды навалом, работа не тяжелая, и в один прекрасный день ты увидишь, что появились американцы и все уже позади.

Однако Шмуля не оставляла тревога. Он доверял своим ощущениям. Особенно его беспокоили ночи. Именно ночи так пугали его. Все плохое случается по ночам, особенно с евреями; у немцев какая-то нездоровая тяга к этому времени суток. Как это они говорят? Nacht und Nebel [5]. Ночь и туман, составные части забвения.

В бараке замелькал свет. Шмуль очнулся от сна и увидел тени и лучи ручных фонарей. Эсэсовцы грубо будили заключенных.

— Ребята, — сказал в темноте тот, кто курил трубку, — есть работа. Хлеб надо отрабатывать. Таковы немецкие правила.

Шмуль натянул свою шинель и выстроился вместе с другими. Его глаза с трудом привыкали к свету, и он никак не мог сообразить, что же происходит. Охрана повела их по грязи. Заключенных вывели за территорию построек. Охранники, вооруженные автоматами, шествовали по обе стороны колонны. Сквозь еловый шатер Шмуль взглянул на небо. Его взору предстал холодный свет мертвых звезд. Темнота была атласной, пленительной, а звезды — бесчисленными. Завывал ветер, и Шмуль поплотнее запахнул шинель. Слава богу, хоть теперь есть шинель.

Они дошли до стрельбища. Все заключенные собрались толпой. Все они были здесь. Шмуль чувствовал их тепло, слышал их дыхание. И все эсэсовцы, и сам мастер-сапожник был здесь, курил сигарету. Шмулю показалось, что он увидел и человека в гражданском, стоящего немного в стороне вместе с двумя-тремя другими мужчинами.

— Сюда, ребята, — приказал сержант, выводя их на полянку. — Здесь повсюду медяшки. Оставлять их тут нельзя, а то наше командование надерет нам задницу, в этом уж можно не сомневаться. По окончании работы — горячий кофе, сигареты, шнапс, все, как всегда.

Луны не было. Ночь была темной и ясной, давящей. Заключенные, повернувшись спиной к немцам, рассыпались цепью.

— Медяшки перед вами, их целая тонна. Надо все убрать, пока не пошел снег.

Снег? Но ночь была ясной.

Шмуль покорно запустил пальцы в грязь и нашел гильзу, затем еще одну. Было ужасно холодно. Он огляделся. Охрана ушла. Заключенные остались одни на полянке. Где-то далеко маячили темные тени деревьев. Над ними нависли звезды — пыль, замерзший газ и крутящиеся огненные колеса. Очень далекие, недостижимые. Поляна была еще одной бесконечностью, она все тянулась и тянулась. Они были одни.

— Глядите-ка, уснул, — засмеялся кто-то.

Еще один человек аккуратно лег на поляну, прижав плечи к земле. — Эй вы, шутники, нам ведь из-за вас достанется, — сказал все тот же смеющийся голос.

Еще один лег.

И еще.

Все они расслабленно падали, слегка поворачиваясь, колени у них подгибались, туловище застывало на месте, потом медленно клонилось вперед.

Шмуль остановился.

— Они в нас стреляют, — совершенно прозаично объявил кто-то. — Они стреля…

Пуля оборвала его фразу.

Только умоляющие вскрики нарушали покой ночи; больше не слышно было никаких звуков.

Пуля попала в горло стоящему рядом со Шмулем человеку и опрокинула его на спину. Еще один резко упал и начал булькать и хрипеть залитыми кровью легкими. Но большинство, получив пулю в смертельные точки, голову или сердце, погибали тихо и быстро.

Вот оно. Пришла эта ночь, подумал Шмуль. Nacht, Nacht, давящая, заявляющая на него свои права. Он всегда знал, что так это и случится, и вот она пришла. Шмуль понимал, что ему лучше бы закрыть глаза, но не мог этого сделать.

Кто-то побежал и бежал до тех пор, пока пуля не нашла его и не прижала к земле. Человек упал на колени, у него была снесена половина головы. На Шмуля упали горячие влажные капли.

Он стоял в одиночестве. Осмотрелся вокруг. Кто-то стонал. Ему показалось, что он слышит чье-то дыхание. Но это продолжалось полминуты, не больше. Повсюду лежали застреленные.

Шмуль, окруженный трупами, стоял посередине поляны. Вот теперь он действительно остался один. В темноте возникла движущаяся тень. Затем появилась еще одна. Шмуль видел, как солдаты сквозь темноту пробираются в его сторону. Он продолжал стоять не двигаясь. Немцы начали приседать на корточки рядом с телами.

— Прямо в сердце!

— А вон тот в голову. Этот парень, Репп, действительно умеет стрелять, а?

— Занимайся делом, черт бы тебя подрал, — крикнул голос, в котором Шмуль узнал любителя трубки. — Скоро появятся офицеры.

Солдат остановился в двух метрах от Шмуля.

— Что? Эй, кто это? — удивленно воскликнул солдат.

— Хаусер, я сказал, занимайся делом. Офи…

— Он живой! — заорал солдат и начал срывать с плеча винтовку.

Шмулю очень хотелось побежать, но ноги его не слушались.