Снег над барханами - Сергей Коротков Страница 4

Присутствующие переглянулись, заметно вздохнули и уставились на лакированное поле огромного стола. Сначала кофе и пять минут свободы, а потом… Как повернется. И только невозмутимый Геринг, развалившийся в кресле, ехидно скривился и потянулся за новой сигарой.

Районный центр Тамдыбулак, Узбекская ССР, апрель 1944 г.

Зной…

Изнуряющая тело, липкая духота с вездесущей песчаной пылью. Как уже надоела это адская жарища!

Прошедшая зима не принесла особой прохлады сюда, в пустынный малонаселенный Кызылкум, на короткое время лишь чуть остудив раскаленные барханы. И вот опять нагревающая все и вся весна, а за ней следом и лето, испепеляющее и без того иссушенные, безводные земли Приаралья.

Невыносимое пекло и жажда. Постоянная дикая жажда, не позволяющая нормально питаться, спать, работать…

Лейтенант НКВД [9] Синцов застегнул обе пуговицы на воротнике гимнастерки, тем самым закупорив доступ хоть и горячего, но все-таки воздуха к телу, сплюнул песок с языка, утер пересохшие губы тыльной стороной ладони и шагнул с крыльца внутрь здания.

Прошедший мимо солдатик из охранения вяло козырнул и скрылся за углом коридора. Синцов бегло окинул взглядом холл ведомственного здания, в котором находился райотдел НКВД. Обшарпанная синяя краска на стенах, «замаскированная» агитационными плакатами и распечатанными выдержками из устава. Потрескавшийся темно-коричневый линолеум. Годами не мытые окна. Свисающий с потолка одинокий цилиндрический светильник с бегающим по заросшему пылью плафону пауком. И густая… Затхлая духота. Не столь горячая и удушливая, как снаружи, но до тошноты забивающая нос и, казалось, мозг.

Он никак не мог привыкнуть к этой палящей жаре Кызылкума, к постоянному желанию пить и вечным выискиваниям мало-мальской тени. А ведь по местным меркам уже стал старожилом — должен был адаптироваться. Ан нет. Ссылка — она и есть ссылка!

Синцов остановился перед нужным кабинетом с табличкой «РО НКВД УзбССР. Капитан Делягин А. М.». В памяти промелькнули эпизоды из недавнего прошлого. Летний, умеренно теплый московский день с его «разноликой» уличной какофонией: гудки машин, детский говор, заливистый женский смех и грохот строевого шага по булыжной мостовой… Лейтенант проглотил ком в горле, сжал губы и потянул на себя дверную ручку.

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— А-а, Синцов… Приветствую, лейтенант. Проходи, садись, — меланхолично бросил сидевший за столом офицер. — Сейчас, обожди минуту.

— Есть!

Синцов уселся на старый скрипучий стул напротив начальника. Поправил портупею, потянулся было расстегнуть воротник, но опомнился и уже занесенной рукой поворошил выгоревшие на солнце, русые волосы с проседью на висках. Огляделся.

Особыми достопримечательностями кабинет не обладал. Прямоугольное помещение четыре на шесть метров: старая школьная мебель, две сдвинутые парты образуют стол, три стула, два шкафа без стекол, но полные книг и папок. В противоположных углах фронтальной стены: слева — серый металлический сейф, справа — древний, инкрустированный медью деревянный сундук с висящими над ним огнетушителем и ППШ-41 [10]. На столе начальника: пепельница с горкой окурков, чернильница, граненый стакан, забитый остро заточенными карандашами, папка с какими-то бумагами, фуражка. Окно с распахнутыми иссохшими ставнями и пыльными стеклами — закрыто. Оно и понятно — в полуденную жару Синцов у себя в ауле тоже закупоривал хижину, дабы не пускать знойный воздух внутрь. Это ночью можно было распахивать и двери, и окна. Но после недавнего убийства в соседнем районе парторга Коханова, которого зарубили во сне неизвестные, оставлять настежь окна и двери стало боязно.

Допотопный электрический вентилятор, наверное, один из первых, созданных в РСФСР еще до войны, вяло крутил кривоватыми лопастями, не привнося даже малейшей прохлады в душный кабинет. Да и направлен он был пропеллером к хозяину. Взгляд Синцова скользнул по стене с портретом Сталина, вместо которого раньше висел Дзержинский. Жирная муха ползала по лицу вождя и нисколько не боялась его строгого, внимательного взора. И возможных последствий, им вызванных. «Да с чего тебе, муха, знать все то, что творится у нас в стране уже второй десяток лет?! Чего тебе бояться, насекомое?» Синцов утер потный лоб влажным и уже грязноватым носовым платком, провел по шее, задрав вверх подбородок с ямочкой. «Только ты — крылатая вольная букашка, а я, словно вша, привязанная к чьему-то потному, грязному телу, ползаю все, ползаю… Не убежать, не улететь, едрить тебя в дышло!»

Лейтенант проглотил скудную слюну и глянул на начальника, что-то усердно строчащего в тетрадку с кожаной обложкой. «Странно, почему карандашом, а не чернилами, стоявшими рядом?»

Капитан Делягин, не прекращая писать, проворчал:

— От этой жары даже чернила высохли. Достало уже грифелем шоркать, палец натер, как ишак мой копчик. Минуту, Николай.

Ошарашенный Синцов еле слышно хмыкнул и подумал: «Охренеть! Он что, мысли читает?» Подобрался на стуле и уставился на плакат, где к кобуре чекиста тянется корявая рука врага, а надпись гласит: «Будь бдителен — враг не дремлет!» Влажная ладонь лейтенанта непроизвольно легла на свою кобуру, ощупала привычным движением и, убедившись, что «ТТ» [11] на месте, снова вернулась на запыленное галифе.

На улице лаяла собака, чумазые смуглые дети гоняли прутиками курицу и громко хохотали, в загоне соседнего дома голосил дурниной ишак, шумел редкой листвой чинар, да скрипел журавль с высоко висящим пустым ведром. Синцов уже в который свой приезд удивлялся, зачем в этом месте нужно было рыть колодец, да еще и наподобие славянского, если в нем пусто? Ведь в каждом третьем доме здешних кишлаков и аулов имелись свои кяризы — глубокие широкие колодцы необычной конструкции. Ничем не закрепленные, просто вырытые ходы почти в человеческий рост как вертикальной, так и горизонтальной проекции. Но в них тоже не везде и не всегда имелись источники питьевой воды. Либо сушь, либо соленые пласты. Синцов снова ощутил приступ жажды, с вожделением посмотрел на темный угол кабинета, где стоял чан с висевшей на его боку поварешкой. И опять капитан угадал его мысли.

— Не стесняйся, угощайся.

В Средней Азии вода действительно считалась угощением. Приветливые добросердечные жители, даже малоимущие дехкане, всегда старались угодить гостю, попотчевать его водой, лепешкой с медом, пригласить на чай с финиками, предоставить тень и самодельное опахало. У себя в ауле Синцов этим вовсю пользовался, местное население относилось к нему с почтением и уважением, граничащим с некоей боязнью. Сотрудников НКВД по всей стране боялись как огня, а уж забитые малограмотные азиаты и подавно.