Подарок девушки по вызову - Михаил Серегин Страница 44

— А как они вообще познакомились?

— Кто — Илюшка и Ирка?

— Ну да.

— А он тебе не рассказал?

— М-м-м.., н-нет. Как-то.., времени не хватило, что ли…

Говоря это, Влад словно бы нехотя расстегивал пуговицы на легком халатике, который единственно и прикрывал стройное холеное тело фотомодели.

Если не считать чисто символических трусиков.

— Ну ты прямо машина.., еще и получаса не прошло после этого секс-марафона.., когда мы даже говорить не могли, а теперь опять грязные домогательства, — с ощутимой ноткой нежного восхищения проговорила Настя, — а говорят, в России настоящие мужики перевелись.

— Перевелись, — буркнул Влад, — вот мы и вернулись с Афоней.., нарасхват.

Последнюю фразу он произнес, задыхаясь, потому что действия Насти стали совсем уж нескромными…

* * *

Его разбудил чей-то сдавленный придушенный вопль и потом — приближающийся дробный топот, словно бежала крупная собака или неподкованная лошадь.

К тому времени важный матч премьер-лиги завершился с нужным для Влада результатом, и полностью удовлетворенный сегодняшним днем Свиридов расслабленно вытянулся на огромном ложе, положив голову на плечо мирно спящей Насти, и задремал. Но даже если бы он заснул мертвым сном, отрегулированные многими годами тренировок и тревог сигнальные системы организма вырвали бы его из объятий Морфея. — Словно пожарная сирена, словно бредово-яркая вспышка перед глазами — этот полукрик-полухрип и этот топот мгновенно сказали ему то, что другой не понял бы не то что спросонья и после трехсуточного алкоголь-секс-марафона, но и в здравом уме и твердой памяти непосредственно возле того места, откуда шли эти подозрительные звуки. Такие чужеродные для этого дышащего умиротворением, покоем и счастьем огромного дома.

Свиридов приподнялся, а потом и вовсе соскочил на пол и подошел к двери. До него донеслось чье-то тяжелое, прерывистое дыхание, Влад медленно потянул на себя ручку двери, и тут она резко распахнулась, едва не сбив его с ног.

На пороге стоял Илюха, почти голый, в одних трусах и с каким-то обрывком ткани в руке.

Именно он так тяжело и прерывисто дышал, а на его лице.., такого лица Влад не видел у своего младшего брата ни разу.

Какая-то застывшая, остолбенело-жуткая гримаса перекосила его черты, и в первую секунду только недюжинным волевым усилием Влад заставил себя поверить, что это тот самый Илья.., его младший брат, что три часа назад со счастливой, здоровой пресыщенностью и полнокровным довольством жизнью ушел на покой в свою роскошную спальню.

На красивом тонком лице Ильи корчилось отчаяние. Откровенное, всепоглощающее, обвальное.

Нельзя даже сказать, что он был бледен — кощунственно называть бледностью эту мертвенную пепельную серость, расползшуюся по лицу. Лицу, которого почти не было — жуткая маска полусмерти стерла с него все человеческое.

А широко расставленные серые глаза ничего не выражали. Они всегда были у Ильи серыми, но — живыми, ярко-серыми, лучистыми и светлыми. А теперь…

Примерно так же живой переливающийся цвет весело светлеющего послегрозового майского неба отличается от серой известки склепа.

Он тяжело перевалился и буквально упал на руки Влада.

— Что случилось, господи?

— Там, — пробормотал брат с сухим хрипом, словно раздирающим ему гортань. — Там.., такого не бывает.., иди, посмотри ты, Володька.., у тебя хорошее зрение.

Влад подхватил Илюху и, протащив его через дверной проем, буквально проволок коридором под надсадное, сбивчивое, внушающее жгучую тревогу уже за самого Илью бормотание брата:

— Спальня.., этого не может быть. Спальня. Расставанье.., маленькая смерть.

Влад быстро заглянул в спальню, где спал сегодня Илюха. Хотя все говорило ему, что страх поселился не тут и то, что увидел его младший брат, находится совсем в другом месте.

В другой спальне.

…Это возникло как жуткое бредовое виденье.

Большая комната с роскошной кроватью и с распространяющим мягкий, приятный для глаза рассеянный свет ночником, а посередине, в самом центре пространства комнаты, между полом и потолком зависло серое неподвижное тело.

…Она висела на тонкой веревке, привязанной к огромной тяжелой люстре, вычурные ажурные рожки которой были унизаны хрусталем. Вероятно, эта люстра могла выдержать и вес огромного грузного мужчины, а не то что стройную и изящную девушку.

Посиневшее лицо, большие полуприкрытые остекленевшие глаза. Скривившийся от предуходного удушья рот. Это ни в коем случае не могла быть она, но все равно.., это была Ирина.

Жена Ильи.

Женщина, с которой он прожил только три — свадебных — дня.

Влад медленно опустил Илью на ковер и шагнул вперед, к телу молодой женщины…

— Господи…

Ее прикрывала только тонкая полупрозрачная ночная рубашка, разорванная и окровавленная. Но это было еще не все. Молодую жену Ильи не только убили, над нею еще и цинично надругались. Потому что между окоченевших стройных ног, зависших в полуметре от пола, Свиридов увидел предмет.., в котором через мгновение признал фаллоимитатор, игрушку для особо сексуальных дам.

— Скоты, — вырвалось у Свиридова, и он, повернувшись к Илье, лежащему на ковре, опустился на пол и обнял брата за вздрагивающие плечи. — Как же так?..

— Я проснулся и подумал, что ей одной не надо спать в своей комнате, — деревянным голосом проговорил Илья, не отрывая лба от ковра, — только-только женился и уже ухожу в другую спальню.

Правда, сегодня ночью — первый.., первый раз. И я пришел.., и.., вот так…

Хрипы в груди тяжело прорвались сухим рыданием, и наконец бог сжалился над ним: Илья заплакал.

Беззвучно и горько, скорчившись на полу, как обиженный ребенок.

Свиридов не стал говорить слова утешения и сочувствия: они были бы ничтожны перед этим обвальным, непоправимым горем.

Он снял трубку телефона и, набрав двузначный номер охраны внизу, в вестибюле, проговорил:

— Поднимитесь на второй этаж. В спальню Ирины Владимировны. Да, вы не ослышались.

Влад бросил трубку.

Эта кошмарная, не правдоподобная сцена была как мучительное, захлебывающееся, тошнотворное похмелье после безудержного фонтанирующего веселья, по-русски беспредельного разгула последних дней.

Для Ирины они стали действительно — последними.

Владимир Иванович Ковалев приехал через час.

Спокойный, бледный и сдержанный, он прошел по коридору, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая.