Прерванный полет «Боинга-737» - Александр Тамоников Страница 8

Стоящий у двери Махмуд медленно повел головой из стороны в сторону. Это означало, что дверь заперта. Разумная предосторожность со стороны хозяина. Но слишком незначительная, чтобы остановить двух сильных, отчаянных, бесстрашных убийц.

Передвигаясь на корточках, Бабур поднял голову, осматривая фасад дома. Он понятия не имел, что такое колониальный стиль, но видел колонны, подпирающие навес над крыльцом, и балкон, протянувшийся выше. По случаю жары дверь балкона была распахнута.

— Наверх, — показывая туда пальцем, прошептал Бабур, и голос его был подобен шороху листвы, которую лениво теребил ночной ветер.

Махмуд кивнул, достал из-под рубахи нож, стиснул его зубами и, легко вспрыгнув на перила, стал карабкаться по колонне вверх. Ни с первого, ни со второго раза у него это не получилось. Взобравшись на метр-полтора, он снова и снова соскальзывал на перила.

Мысленно обозвав его неуклюжим болваном, Бабур снова подобрался к окну и осторожно заглянул в комнату. Мужчина продолжал сидеть на прежнем месте, словно завороженный мельтешением телевизионных образов. Опустошив банку, он стиснул ее в кулаке и небрежно бросил на стол. Затем отложил пульт и поднялся. Его рот раскрылся в протяжном зевке. Похоже, он собирался отправиться спать.

Бабур посмотрел вверх — хвала Аллаху, напарник преодолел препятствие. Какое-то время были видны его болтающиеся в воздухе ноги, а потом и они исчезли из поля зрения. Теперь все зависело от того, кто первым окажется в спальне. Если это будет хозяин дома, то он может поднять шум или даже схватиться за огнестрельное оружие, припрятанное в ночном столике или под подушкой. Это не входило в планы боевиков. Им было приказано расправиться с жертвой тихо, без свидетелей и полицейских сирен.

Украдкой заглянув в окно, Бабур увидел, что хозяин дома начал подниматься по крутой лестнице, расположенной посреди комнаты. Верхний свет он уже выключил, и теперь горел лишь настенный светильник, окрашивающий пространство помещения в уютный розовый цвет. Не размышляя, а подчиняясь инстинкту, Бабур стукнул по стеклу костяшками пальцев. Такой звук могла произвести упавшая ветка или ночная птица, но хозяину дома непременно захочется убедиться в этом. Когда ты один, неожиданные звуки кажутся угрожающими и подозрительными. Скрип шкафа, шорох обоев — все заставляет тебя насторожиться и проверить, не угрожает ли тебе опасность.

Расчет Бабура оправдался. Скорчившийся в кустах, он увидел силуэт лысого мужчины, прижавшегося лицом к окну изнутри. Не заметив ничего подозрительного, он отошел, на всякий случай проверил дверной замок и лишь потом вернулся к лестнице.

Вторично стучать Бабур не стал. На балконе никого не было, значит, Махмуд находился уже в доме и застать его врасплох не получится. Сумеет ли он воспользоваться своим преимуществом? Не дрогнет ли его рука, не подведут ли нервы? Ответов на эти вопросы не было. Все находилось в руках Аллаха.

Пока Бабур и Махмуд выполняли возложенную на них миссию, трое остальных членов банды находились в джабурском фуд-корте, или, проще говоря, в дешевой столовой, пропахшей специями, рыбой и кипящим маслом.

Несмотря на поздний час, в зале было шумно и многолюдно. Местные жители и туристы устремлялись к прилавку с одинаковым рвением, потому что цены тут были вполне приемлемы, а блюда готовились на любой вкус: китайские, индонезийские, индийские, японские, корейские и даже итальянские.

У выходцев из аскетичного Афганистана, не привычных к подобному изобилию, просто глаза разбегались, и слюни были готовы потечь по подбородкам.

Но командир, которого звали Али Карими, решил обойтись без излишеств. Подойдя к прилавку, он первым ставил на поднос выбранные яства, а помощник Рустам и подруга Рахима следовали его примеру. Таким образом все поочередно взяли креветочный суп, рис с тушеной курицей и сладкие пончики, которые предстояло запивать апельсиновым соком. Облюбовали столик в углу.

Повинуясь жесту Али, Рустам убрал подальше лишний стул, взял ложку и приготовился наброситься на еду, как изголодавшийся зверь, но был остановлен властным окриком:

— Не спеши, брат! Неизвестно, сколько придется ждать. По улице бродить опасно, можно нарваться на полицию. Пересидим здесь.

Рустам спорить не стал, подчинился беспрекословно. Он был единственным летчиком в группе и знал себе цену, но предпочитал с командиром не спорить, чтобы не нарваться на неприятности.

В Джабур он попал прямиком с похорон матери, состоявшихся в Кабуле. Присутствовало много родственников, мордешхами обмыли покойницу, многочисленные тетки и племянницы недостойно оплакали ее. Тело погребли на правом боку, лицом к Мекке. Могила была несколько глубже, чем соседняя, принадлежащая отцу Рустама, потому что женщина не достойна находиться на одном уровне с мужчиной даже после смерти. Потом поперек земляного холмика положили плоские камни, и печальный обряд завершился.

Нельзя сказать, что Рустам сильно горевал по матери: за последние десять лет он виделся с ней лишь однажды. Профессия летчика позволяла ему много странствовать, и он делал это с удовольствием, коллекционируя сувениры и подружек в разных точках земного шара. Если бы не излишняя суеверность, Рустама можно было бы назвать вполне современным человеком, однако, несмотря на внешний лоск, он продолжал верить во всяких шишиков, мадриахов и гулебибов, которые незримо обитают в укромных уголках, следят оттуда за людьми и стараются причинить им вред всеми доступными способами. Находясь на кладбище, Рустам опасливо зыркал по сторонам, чтобы какой-нибудь дух не застал его врасплох и не вырвал у него клок волос для ворожбы, а во время грозы молился, целуя амулет, надетый ему на шею в раннем детстве. Амулет этот, упрятанный в кожаный чехольчик и подвешенный на шнурке, придавал Рустаму уверенности, которой ему, по правде говоря, частенько недоставало, хотя он тщательно скрывал это от окружающих.

Али Карими амулеты были ни к чему. Он не боялся ничего и никого. Не было такого случая, чтобы он поворачивался к опасности спиной или бежал с поля битвы. Недаром же победа или смерть в бою считается у афганских мужчин одинаково почетными. Для Али была неприемлема «смерть под одеялом»: он знал, что погибнет с оружием в руках, не уронив чести, не растеряв мужества. Презрение к трусости было у него в крови, и любой, столкнувшийся с ним, понимал, что имеет дело с настоящим мужчиной. Ноги при ходьбе он ставил чуть косолапо, руки постоянно сжимал в кулаки, на мир смотрел исподлобья или с оценивающим прищуром. Малоподвижное лицо, немигающий взгляд и резкие носогубные складки делали его старше, чем он был на самом деле.

До того как стать боевиком, Али занимался, если так можно выразиться, разрешением имущественных разногласий у себя в округе. Дело в том, что долговые споры афганцев решаются в соответствии с древним обычаем «бармата». В том случае, если должник по каким-то причинам отказывается вернуть долг, у него угоняют скот или же похищают кого-нибудь из близких, требуя выкуп. К услугам Али прибегали обычно одинокие старики или женщины, лишившиеся кормильцев, и он никогда не отказывался им помочь. Так было, пока он не выкрал любимую дочь одного богатого негодяя, который несколько лет не возвращал деньги обедневшему крестьянину. Дочь звали Рахима, это она сейчас сидела с Али за одним столом, отщипывая кусочки от куриного крылышка и отправляя их в рот.