Удивительная женщина - Нора Робертс Страница 10

— Раз вы живете один, это, должно быть, очень помогает!

Дилан вспомнил о своем браке и тихо рассмеялся:

— Даже когда вы ничего не делаете, это очень помогает!

Посудомоечная машина загрохотала, когда он сунул в нее еще порцию посуды.

— Эта машина на ладан дышит! — заметил он.

— Но она же работает! — нахмурившись, возразила Эбби. Она не собиралась признаваться, что купила ее подержанной и, пролив много пота и стерев до крови пальцы, сама очистила ее и даже сама установила.

— Вам лучше знать. — Заложив последние тарелки, он закрыл машину. — Но мне кажется, в ней пара винтиков разболталась. Вы не возражаете, если я в ней покопаюсь?

В доме было много вещей, которые давно было пора заменить, но все это произойдет потом, когда ее счет в банке пополнится гонораром за книгу о Чаке.

— Мне кажется, вы уже начинаете составлять список вещей, которые требуют замены.

— Горю нетерпением!

Эбби подошла к кофейнику и налила две чашки кофе.

— Вы здесь для того, чтобы получить основные сведения, и я вам их предоставлю. Лучшее время для меня — утро, но я готова приноровиться к вашему образу жизни.

— Спасибо.

Дилан взял чашку кофе и наклонился к Эбби над плитой, предполагая, что почувствует запах дождя от ее волос, но она несколько мгновений стояла неподвижно, так что он увидел в ее глазах свое собственное отражение. Это так поразило его, что он обо всем забыл. Ему вдруг захотелось протянуть руку и коснуться ее волос, струившихся по плечам. В этот момент она отстранилась, и отражение исчезло, а вместе с ним исчезло и желание.

— Завтракаем мы рано. — Сосредоточься на распорядке, — напомнила себе Эбби. Пока она занята делами, она не позволит этим острым, внезапным желаниям подкрасться к себе. — Дети должны успеть к школьному автобусу к семи тридцати. Так что если вы любите поспать подольше, то завтракайте самостоятельно.

— Я успею встать к этому времени.

— Если меня не окажется дома, то я буду или в конюшне, или в какой-нибудь хозяйственной постройке. Но к десяти часам я уже постараюсь освободиться.

«Интересно, чем же будет заниматься в конюшне эта женщина с руками арфистки в течение столь долгого времени?» — подумал Дилан. Этот вопрос он решил выяснить сам, а не спрашивать ее.

— Будем рассчитывать на встречу в десять, хотя нам никто не запрещает поменять время работы, — улыбнулся Дилан.

— Да, конечно. — И снова возникла напряженность, поскольку речь пошла о работе. Облокотившись о барную стойку, Эбби смаковала последнюю в этот день чашку кофе. Пройдет несколько часов между этой чашкой и чашкой травяного чая, которым она побалует себя перед сном. — Я сделаю все, что могу. Вечера, разумеется, посвящены мальчикам. Они лягут спать в восемь тридцать, а после этого мы сможем заняться чем-нибудь важным. Но обычно я работаю ночью.

— Я тоже. — У нее было симпатичное лицо, мягкое, теплое, открытое, и лишь губы немного сдержанные. Глядя на такое лицо, при отсутствии осторожности можно забыть о женском коварстве. А Дилан был осторожным человеком. — Один вопрос, Эбби.

— Не для записи?

— На этот раз нет. Почему вы оставили шоу-бизнес?

На этот раз она действительно рассмеялась тихим, ровным и чувственным смехом.

— Вы когда-нибудь были на нашем представлении? «Трио О'Харли»?

— Нет.

— Я так и думала. Иначе вы бы не спрашивали.

Трудно устоять перед людьми, которые могут посмеяться над собой.

— Так плохо?

— О, хуже. Гораздо хуже! — Она ополоснула свою чашку. — Я должна проверить мальчиков. Когда их так давно не слышно, я начинаю беспокоиться. Налейте себе еще кофе. Телевизор в гостиной.

— Эбби. — Его не удовлетворяли ни она, ни дом, ни ситуация. Все было не совсем тем, чем казалось, в этом он был уверен. И все же, когда она повернулась к нему, ее взгляд был спокойным. — Я собираюсь добраться до самой вашей сути.

Она словно ощутила какой-то удар изнутри, но быстро взяла себя в руки.

— Я не так сложна, как вам, кажется, хочется думать. Во всяком случае, вы здесь для того, чтобы писать о Чаке.

— Я, безусловно, так и сделаю.

Именно на это она и рассчитывала. Именно этого и боялась. Кивнув, она покинула его и направилась к детям.

Дверь скрипнула во второй раз. Дилан лежал на постели, давно не спал, и ему потребовались считанные мгновения, чтобы вспомнить, что он не на задании и не в гостиничном номере. Эти дни давно в прошлом, и пистолета, который он в течение трех лет держал под подушкой, у него нет.

— Все еще спит, — тихо, с мягким презрением прошептал Бен.

Крис выбрал лучшую позицию для обозрения.

— Как ему удается спать так долго?

— Потому что он взрослый, дурачок. А они делают то, что хотят.

— Мама уже встала. А она взрослая.

— Это другое дело. Она же мама.

— Бен, Крис! — Голос, насколько мог судить Дилан, доносился снизу. — Пошевеливайтесь! Автобус будет через десять минут.

— Идем! — Бен выпучил глаза и бросил последний взгляд на Дилана. — Пошпионим за ним попозже.

Когда дверь закрылась, Дилан открыл глаза. Он не мог считать себя знатоком детей, но начинал думать, что мальчики Рокуэллы совершенно особенные. Как и их мама. Приподнявшись, он посмотрел на часы. 7.20. Похоже, в этом доме соблюдается распорядок дня. Что ж, пора вставать.

Двадцать минут спустя Дилан сошел вниз. В доме стояла тишина. И пустота, определил он еще до того, как спустился по лестнице. Почувствовав запах кофе, он направился в кухню. Она выглядела так, словно по ней пронесся ураган.

На барной стойке стояли две открытые упаковки из-под овсяных хлопьев. Частично просыпанные, хлопья набухали в пролитой на столешнице воде. Между раковиной и плитой лежал полуоткрытый мешок с хлебом. Рядом громоздилась большая банка, как показалось Дилану, виноградного желе. Банка орехового масла, криво прикрытая крышкой, а также ножи, ложки и миски. Следы грязных лап вели от задней двери, затем резко обрывались.

«Не слишком ли я далеко зашел?» — подумал Дилан, нашел кофейную чашку и плеснул в нее еще горячего кофе. Взбодрившись с первым же глотком, он подошел к окну. В отличие от беспорядка, царившего в кухне, на дворе было полное благолепие. Прошедший вечером дождь образовал на холодной земле блестящий слой тонкого льда, сверкающего на ярком утреннем солнце. К концу дня при таком солнце все развезет, подумал он. Тумана не было, и за конюшней отчетливо просматривались горы. Если у нее и есть соседи, то их мало, да и живут они достаточно далеко. Что же заставило такую женщину похоронить себя в такой глуши? Женщину, привыкшую к блеску, мужскому вниманию, аплодисментам?