Замок в облаках - Керстин Гир Страница 10

– Приветик, Хуго-попрыгун! Ты решил навестить дорогую Фанни?

Хорошо, что меня никто не слышал. Мало того что я сюсюкала с галками, я ещё и говорила при этом о себе в третьем лице. Делала я это для того, чтобы они запомнили, как меня зовут. В Интернете я прочитала, что альпийские галки достаточно умны для того, чтобы научиться повторять отдельные слова, и я не теряла надежды, что когда-нибудь кто-то из них скажет: «Привет, дорогая Фанни! Как дела?» По-видимому, сегодня этот момент ещё не наступил. Хуго-попрыгун молчал и прыгал туда-сюда по карнизу, выжидающе поглядывая на меня.

Солнце, так ярко светившее в первой половине дня, постепенно скрывалось за клочковатыми облаками, наползавшими с запада через горы. Проходя через бледные полосы облаков, солнечный свет приобретал молочный оттенок. Поднимался ветер.

– Как ты думаешь, снег пойдёт ещё до заката? – спросила я, разминая в пальцах сдобную булку и кроша её на карниз.

Из орнитологического форума в Интернете я почерпнула ценную информацию о том, что в отличие от обычного хлеба сдоба не вредит пищеварению галок. Мои галки воротили носы от семечек подсолнуха, овсяных хлопьев и орехов, которые я пробовала предлагать им, а вот сдобу всегда сметали с аппетитом.

Пока я продолжала переодеваться, на карниз шумно приземлились Хуго-одноногий и Хуго-бука, явно горевшие желанием помочь Хуго-попрыгуну справиться с трапезой.

Я щёлкнула их пару раз на мобильник и отправила фотографию, на которой они умильно смотрели прямо в объектив, Делии с подписью: «Тут куча симпатичных парней. Я тебе не говорила, потому что ещё не решила, кого выбрать. Брата я оставлю тебе. Договорились?»

Маме я послала ту же фотографию, но с другой подписью: «У меня тут природа прямо на оконном карнизе. Эти птички абсолютно счастливы, хотя и необразованны. С ума сойти!»

Крошек на карнизе уже не осталось, но троица Хуго не спешила улетать, наблюдая за тем, как я натягиваю чёрные медицинские колготки с утягивающим эффектом – одну из десяти пар, счастливой обладательницей которых я недавно стала. Согласно строжайшему требованию фрейлейн Мюллер, с чёрной гостиничной униформой следовало носить исключительно чёрные колготки. Сначала я пыталась носить нормальные колготки, не такие старушечьи, но стрелки на них появлялись с такой скоростью, что я не успевала покупать новые. Не говоря уже о других их недостатках, а именно: тому, кого фрейлейн Мюллер заставала на своём посту за подтягиванием колготок, грозил первостатейный скандал. На такое якобы были способны только вандалы (не иначе как дальние родственники папуасов). В результате мне пришлось остановиться на медицинских колготках. Сколько бы их ни называли старушечьими, если уж их натянешь, они не съезжали ни на миллиметр, что бы ты в них ни делала. Кроме того, ноги в них смотрелись изящнее, чем в чём бы то ни было другом. Несмотря на то что они были видны ниже колен. Именно такой длины была униформа горничных, которую я сейчас и натягивала под неусыпным наблюдением трёх галок.

Невероятно: на вешалке эта униформа выглядела бесформенным балахоном на пуговицах и с белым воротничком, а на мне она, как по мановению волшебной палочки, превращалась в строгое, сдержанное, но очень изящное платье. Закрытый ворот, приталенный покрой, слегка расклёшенная юбка… Эту униформу словно скроили специально для меня. И хотя она была донельзя простой – белоснежный воротничок, накрахмаленные манжеты, золотые пуговички и вышитая на груди эмблема отеля с короной, выглядела я в ней как Одри Хепбёрн пусть и с метёлкой в руках. В этом платье я автоматически переставала сутулиться. Возможно, со стороны это покажется странным или даже достойным сострадания, но в гостиничной униформе и в плотных медицинских колготках я смотрелась элегантнее, чем когда-либо в жизни.

С удовлетворением бросив взгляд на своё отражение в зеркале, привинченном к внутренней стороне двери, я воткнула последнюю шпильку в пучок, в котором не осталось ни единой еловой иголки, и повернулась к трём моим красавцам Хуго:

– Можете восхищённо присвистнуть мне вслед.

Галки, конечно, не присвистнули, но все три весьма одобрительно посмотрели на меня, прежде чем улететь по своим делам, когда я захлопнула окно. Его приходилось закрывать, иначе в моё отсутствие постель превратилась бы в настоящий сугроб. Меня до сих пор поражало, как стремительно здесь, в горах, менялась погода. Небо быстро затягивали облака, очертания горных вершин теряли чёткость. Облачный фронт приближался к отелю, ветер крепчал. Синоптики обещали усиление снегопада и циклон на всю ближайшую неделю, и хотя гостям, которые должны были съехаться на праздники, это сулило проблемы с транспортом, я радовалась как ребёнок.

Это наверняка будет самое снежное Рождество в моей жизни. И первое Рождество вдали от дома и семьи. Раньше я была уверена: при мысли о том, что на праздниках придётся вкалывать как проклятой и общаться с совершенно чужими людьми, я взвою от тоски по маме, папе и братьям. Однако всё оказалось не так. Я сгорала от нетерпения и возбуждения.

Было ясно: скука мне на это Рождество точно не светит.

Несмотря на то что, согласно внутреннему распорядку отеля «Шато Жанвье», в номера категорически запрещалось заселяться с домашними животными («в интересах гостей отеля, которые нуждаются в спокойной обстановке»), за сегодняшний день сюда въехали три собаки. Разумеется, с их владельцами. Если считать мопса господина и госпожи фон Дитрихштайн из номера 301, прибывшего вместе с ними вчера, налицо имелось уже четыре исключения из правил отеля, каждое из которых Роман Скандалист одобрил лично.

«Постояльцы бывают обычные и особенные, – повторял он. – И наш долг – выполнять и угадывать пожелания особенных гостей».

Фон Дитрихштайны явно относились к категории особенных гостей: во-первых, они могли похвастаться дворянским происхождением, во-вторых, работали репортёрами (он – фотографом, она – журналисткой) и уже много лет специализировались на интервью со знаменитостями и эксклюзивных репортажах с балов и различных тусовок. Правда, следует отметить, их мопс не представлял ни малейшей угрозы для спокойной обстановки в интересах нуждающихся в ней гостей отеля. Он лежал на полу молча и почти не шевелился. Сначала я даже приняла его за чучело или одну из сувенирных бонбоньерок, сделанных настолько искусно, что они действительно не отличались от живых зверей. Окончательно сомнения рассеивались только тогда, когда начинал откручивать такой бонбоньерке голову, чтобы добраться до шоколада внутри.

Он даже не пускал слюни, а для мопса это особенность поистине небывалая.

По сравнению с ним пудели бывшей знаменитой фигуристки Мары Маттеус казались пошустрее. Правда, и они тоже вели себя в высшей степени прилично, пока их хозяйка заполняла формуляр на стойке регистрации, а Роман Монфор, прибывший в отель почти одновременно с ними, беспрерывно похлопывал и поглаживал их по пушистым головкам.

Я наблюдала за приездом ведущей новогоднего бала, спрятавшись в глубине ложи консьержа. Отсюда открывался превосходный обзор на весь гостиничный холл и даже на площадку перед вертящейся дверью снаружи. Я отлично слышала голоса, раздававшиеся со стойки регистрации, но за деревянными панелями стойка консьержа не просматривалась. При необходимости я могла высунуть нос – и в один миг снова исчезнуть из поля зрения, что и поспешила сделать, когда на пороге отеля показался её владелец. Вообще-то он и так никогда не обращал на меня внимания.