Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова Страница 10

Вика тщательно готовила его к этой съемке. Для политика,даже очень известного, появление в программе Кругловой считалось эпохальнымсобытием. У передачи был гигантский рейтинг. Зловредная желтая пресса постояннонапоминала наивным телезрителям, что передача рекламная, платная. За тридцатьтысяч долларов леди Круглова вместе со своей профессиональной свитой примчитсякуда угодно и к кому угодно, хоть к премьер-министру, хоть к вору в законе.Однако рейтинг не падал. Цифры с нулями только подогревали интерес публики:если так дорого стоит стать героем передачи, значит, передача хорошая.

Круглова действительно знала свое дело. Она выставлялагероев не то чтобы идиотами и ничтожествами, но капельку глупее, чем они есть ичем они сами о себе думают. Она их делала смешными и немного жалкими, словноподмигивая зрителю, мол, мы-то с вами знаем, он только с виду такой важный,такой успешный и хитрый. На самом деле – вот, смотрите, у него на щекебородавка, куча комплексов из-за лысины и лишнего веса, и жена стерва, крутитим как хочет.

Вчера днем Вика приехала, чтобы тщательно осмотреть дом,поскольку съемочная группа полезет во все щели. Он просил ее остаться, но онасказала, что им обоим надо как следует выспаться, и уехала домой.

"Не забывай, что она журналист. А журналист всегда настороне посредственности, и главная ее задача – принизить личность до уровнятолпы. Даже такая звезда, как Круглова, вынуждена постоянно говорить о других ипочти никогда о себе. Конечно, ей обидно. Какие бы деньги мы ей ни заплатили,она все равно будет тебя опускать. Чем ты лучше, тем ей хуже, и наоборот.Поэтому не пытайся ей понравиться. Веди себя так, словно ее нет и ты один,наедине с камерами, с миллионами телезрителей. А вопросы тебе задаеткакая-нибудь умная машина”.

Глядя в длинные, черные, красиво подведенные глазаКругловой, он вспоминал Викины наставления и думал о том, что было бызначительно легче, если бы Вика сейчас находилась рядом, в соседней комнате. Ине надо никаких наставлений.

– Вообще-то речь сейчас не обо мне, а о вас, – раздраженнозаметила Круглова, – не понимаю, вы что, боитесь говорить о завистниках, осоперниках?

– Надюша, – он погрозил ей пальцем, как маленькойрасшалившейся девочке, – мы же условились, что будем избегать слишком серьезныхполитических проблем. Это скучно, и ваша передача не об этом.

– Значит, вы считаете, что плохое отношение к вам лично –это серьезная политическая проблема?

Он опять тревожно взглянул на часы. Вчера вечером он просилВику не только остаться на ночь, но и участвовать в съемке вместе с ним.Передача Кругловой была домашняя, семейная.

– В каком же качестве? – спросила Вика. – Все знают, что утебя есть жена и двое взрослых детей. Она живет в Италии, а дети учатся вКембридже. Вы далеко друг от друга, но у вас крепкая, дружная семья. А я всеголишь твой пиар, существо без пола и возраста.

– Я разведусь, – пообещал он. Вика ничего не ответила,поцеловала его, уехала и до сих пор не вернулась, даже не позвонила.

– Все мои проблемы так или иначе политические, я ведьполитик и ни о чем другом всерьез не беспокоюсь, кроме общественного блага, –на этот раз он воспользовался лучшей своей улыбкой, хитрой улыбкой чеширскогокота из “Алисы в Стране чудес”. Она была бесценна, потому что смягчала исводила на уровень милой самоиронии любую заумность и любую глупость.

– Кстати, почему вы стали политиком?

– Потому, что у нас в России слишком уж интересно жить. Всевремя что-нибудь происходит. То подземные переходы взрываются, то телебашнягорит, то рубль рушится. А я хочу, чтобы стало скучно, как, допустим, в Швеции.

– То есть ваша идеология – это идеология скуки?

Он открыл рот, чтобы ответить, но тут до него донесласьтихая нежная мелодия. Несколько первых тактов из “Лав стори” Франсиса Лея. Этозвонил мобильный Егорыча, начальника службы безопасности, единственный телефон,который не был выключен на время съемки. Это звонила Вика. Он услышал, какЕгорыч произнес “Алло”, и больше ничего. В трубке что-то говорили, а Егорычвместе с телефоном уходил все дальше, через заднюю веранду в сад.

Глаза Кругловой вспыхнули победно и насмешливо. Она,разумеется, приняла его замешательство на свой счет, она решила, что поставилаего в тупик своим гениальным вопросом.

– А вам весело, когда тонут подводные лодки с живыми людьмипотому, что их заливают негодным дешевым топливом? Когда пассажирские самолетыпадают на детские сады, потому что разворованы деньги, необходимые длятехнического обслуживания? – произнес он хрипло. – Впрочем, это риторическийвопрос. Конечно, вам не просто весело. Вам это необходимо, как воздух. Выутверждаете, что говорите правду? Публика отупела от вашей правды, отежедневных скандалов и компроматов. Люди становятся равнодушными и жестокими, какнаколотые наркоманы. Может правда стать наркотиком? Конечно, если умело ееиспользовать. Вы посадили их на вашу чернушную правду жизни, как на иглу, – онговорил спокойно, медленно и продолжал улыбаться.

На этот раз с открытым ртом застыла Круглова. Реакция свитыбыла поразительна. Он еще не докончил фразу, а уже толстенькая гримерша пудриласвою королеву, оба оператора выключили камеры и принялись менять кассеты.Воспользовавшись паузой, он кинулся в сад, обежал дом, остановился у заднейверанды, растерянно глядя на аллею, залитую солнцем.

Он понимал, что сейчас повел себя глупо, метал бисер передсвиньями. Никому от его пафосных обличений ни горячо и ни холодно. При монтажевсе это вылетит. Передача семейная, уютная, он не на митинге и не в прямом эфирена политическом ток-шоу. Но он страшно нервничал из-за Вики, и ему требовалосьсрочно выпустить пар, наорать на кого-нибудь. Просто так орать было быунизительно и глупо, а красивая разоблачительная речь политику никогда неповредит, даже если слушателей мало и они съемочная группа.

Он огляделся, щурясь от солнца. В первый момент емупоказалось, что Егорыч испарился вместе со своим мобильником и Викиным голосомв трубке. Но, привыкнув к солнцу, он заметил темную широкоплечую фигуру наскамейке, в кустах. Егорыч тоже его заметил, встал, пошел навстречу, продолжаяразговаривать. То есть сам он ничего не говорил, кроме да и нет.

– Это Вика? – громким шепотом спросил Рязанцев и протянулруку, чтобы отнять телефон.

– Егорыч отрицательно помотал головой и быстро, тихопроизнес в трубку:

– Ну все, Петр Иваныч, я понял. Я тебе позже перезвоню,минут через двадцать. Лады?

– Вика не звонила? – спросил Рязанцев, справившись содышкой.

– Нет, – Егорыч обычно смотрел прямо в глаза, но тутпочему-то уставился в подбородок.