Мой дом - чужая крепость - Евгения Горская Страница 10

Девчонка рыдала, подружка, Тоня и Колосов ее уговаривали, совали деньги, а потом получилось как-то так, что рыдала она, уже вцепившись ему в руку, он изо всех сил пытался ее успокоить, а Тони рядом не было.

Он тогда здорово разозлился, что она ушла, оставив его с этой дурой, от злости и поехал провожать Асю, и ни за что бы не поверил, что уже никогда не скажет Тоне самых главных слов…

Задумавшись, он едва не проехал нужную остановку. А уже у самого подъезда вспомнил, что забыл ключи от маминой квартиры, принялся звонить в домофон и очень обрадовался, услышав мамин голос.

Вставать не хотелось. Даша, протянув руку, включила плеер, полежала под негромкую музыку и выключила. Вообще-то музыку она любила громкую, заводную, и танцевать любила под громкую музыку, но дома никогда себе такого не позволяла, беспокоить соседей в семье считалось непозволительным, и она этому правилу следовала. Собственную квартиру Даша ненавидела. Когда она сюда только въехала, эта конура казалась ей верхом счастья. Немыслимым счастьем, неописуемым. Вот дура-то она была. От жизни надо хотеть многого, тогда многое и получишь. А если радоваться каждой крохе, с крохами и проживешь.

Больше всего Даша мечтала о жилье в элитном доме. Там и соседи соответствующие, не занюханные пенсионеры, как у нее в подъезде. И даже если в новом доме не найдется подходящего холостяка-миллионера, который не пройдет мимо ее красоты, можно будет сойтись с новыми соседями, обрасти полезными знакомствами. Даше очень хотелось войти в манящий мир по-настоящему богатых людей. А что в этом плохого?

Ничего в этом плохого нет. Но возможности проникнуть в этот манящий мир у нее нет никакой, пока будет торчать в панельной девятиэтажке. Не в магазине же, в самом деле, с потенциальным женихом знакомиться, миллионеры в магазины не ходят, им продукты домой приносят.

Ей давно пора замуж, но замуж она выйдет только за стоящего человека. Требования свои она определила давно: во-первых, чтобы был богат, а во-вторых, чтобы капитал нажил хотя бы отчасти законным путем. О совсем законном она не мечтала, понимала, что это совершенно невозможно. Все остальное в женихе было неважно. Конечно, хотелось, чтобы он был не стар и хорош собой, но это скорее недостаток, чем преимущество, – на молодого и красивого претенденток больше. Впрочем, их и на немолодых хватает.

Но самым главным для Даши было доказать тому единственному человеку, без которого она сейчас не живет, а существует, что она, Даша, вовсе не «никто». Мы с тобой никто, сказал тогда единственный человек. Мы с тобой никто, а я хочу, чтобы мои дети учились за границей. Тогда он объяснял Даше, почему должен жениться на своей сокурснице, дочери крупного чиновника. Ее папаша иногда мелькал в телевизоре, пересаживался из кресла в кресло, а единственный человек ездил на очень дорогих машинах, носил очень дорогие часы и костюмы и почти не замечал Дашу, когда она изредка попадалась ему на глаза.

Сначала Даше казалось, что уход единственного она в буквальном смысле слова не переживет, что у нее вот сейчас, сию минуту, остановится сердце, но сердце, как ни странно, продолжало биться, и она постепенно приспособилась к жизни без единственного. Иногда она о нем даже забывала, жаль, что ненадолго.

Даша еще повздыхала, потянулась, нашла ногами тапочки, поплелась на кухню. Включила чайник, поизучала холодильник, а потом рука сама потянулась к телефону звонить двоюродной сестре Тоне.

– Приезжай, – попросила Даша. – Такая скука, никаких сил нет.

– Ты же клиенток своих от скуки лечишь, – напомнила Тоня. – Примени к себе свою науку.

По профессии Даша была психологом, а представлялась не то экстрасенсом, не то магиней, не то колдуньей. Снимала порчу, проводила какие-то ритуалы. По Тониному мнению однозначно дурачила несчастных женщин, которые в основном и были Дашиными клиентками. Про клиентов-мужчин сестра ни разу не упоминала.

– Я их лечу не от скуки, а от душевных травм, – поправила Даша. – А у меня душевной травмы нет, просто замуж хочу.

Душевная травма была, конечно, но знать об этом сестре не нужно.

– Тут я тебе ничем помочь не смогу, у меня запасного жениха нет. У меня и своего-то нет.

– Ясное дело, что не сможешь. Поэтому приезжай, будем страдать вместе.

С одной стороны, выходить на мороз совсем не хотелось, а с другой… Права Дашка, вместе не так скучно.

– Приеду, – решила Тоня. – Через полчасика выйду.

– Дима? – удивилась Людмила Федоровна. Колосову даже показалось, что она испугалась немного. – Что-то случилось?

– Нет, мам, – ему стало стыдно и тоскливо, что его неожиданный визит в дом, где он вырос и где мама всегда его ждала, потому что больше ей ждать было некого, вызывает у нее не радость, а испуг. – Ничего не случилось. Ты просила холодильник подвинуть, помнишь?

Он повесил одежду на старенькую вешалку, которую давно пора было заменить. Теперь ему стало стыдно за эту старую вешалку, он знал, что деньги у матери есть, она неплохо зарабатывала, просто у нее нет желания заниматься квартирой, в которой не бывает никого, кроме ее давних подруг. Когда он не был женат на Асе и жил здесь, мама постоянно что-то обновляла, заменяла, без конца носилась с тряпкой и ругала себя за это.

– Я давно справилась, Димочка, – улыбнулась Людмила Федоровна. – Позвала ребят-таджиков, которые у нас двор убирают, они мне все сделали за две минуты.

– А… – протянул Колосов. – Ну и ладно. Я просто так посижу.

– Ты завтракал?

– Нет.

– У меня ничего особо вкусного нет, к сожалению. Разогрею котлеты из кулинарии, они очень неплохие. Будешь?

– Буду.

Это тоже казалось непривычным и неприятно кольнуло – раньше мама готовую кулинарию никогда не покупала. Готовила сама, быстро, просто, но вкусно. И когда они с Асей по несколько раз в год приходили к ней на обязательные семейные торжества вроде дней рождения, на столе стояли исключительно приготовленные матерью блюда.

– Что-то все-таки случилось, Дима? – Она возилась у плиты, и Колосов, как обычно, подумал, что мама остается очень интересной и моложавой женщиной.

– Ты помнишь Тоню Невзорову из моей группы?

– Конечно, – Людмила Федоровна повернулась и внимательно на него посмотрела.

– Она ведь у нас в институте работает.

– Я помню, ты говорил.

– Она увольняется с нового года.

Мать промолчала. За окном белели инеем тонкие ветви березы. Береза была старая, наверное, ровесница дому, Дима помнил, как за окном виднелась ее верхушка, а сейчас видны только самые нижние ветки. Когда-то он любил лазить по шершавому стволу, мама его за это не ругала, а соседи почему-то возмущались.

– Дима… – Людмила Федоровна опять повернулась к плите, перевернула котлеты, хлопнула дверцей холодильника, достала какие-то банки. – Я тебе никогда не рассказывала, почему мы развелись с твоим папой, а теперь, пожалуй, расскажу.