Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Реймонд Чандлер Страница 11

7

За окном дощатой хибары виднелись сложенные на стойке пыльные папки. На стекле вверху двери было выведено облезшими черными буквами: «Начальник полиции. Начальник пожарной охраны. Торговая палата». К нижнему краю стекла лепились эмблемы Красного Креста и фирмы бытового обслуживания.

Я вошел внутрь. В одном углу стояла пузатая печка, в другом, уже за стойкой, — стол. На стене висела большая синька карты округа, рядом с ней — доска с четырьмя крюками, на одном из которых пылилась много раз латанная клетчатая куртка. На стойке рядом с папками лежали обычные в таком месте самописка, старый журнал приводов и замызганная бутылочка чернил. Стена рядом со столом пестрела номерами телефонов, написанными детским почерком с таким нажимом, что цифры навечно врезались в дерево.

В деревянном кресле с приколоченными к двум доскам — как к лыжам — ножками сидел крупный человек. К правой ноге он прислонил плевательницу, куда мог бы спокойно влезть целый пожарный шланг. На макушке у него торчала ковбойская шляпа в пятнах пота, а безволосые руки были удобно сложены на толстом животе чуть повыше пояса потертых брюк. Рубашка, как и брюки, была цвета хаки, только еще более выгоревшая и застегнутая на толстой шее. Галстуков он, видимо, не признавал. Его каштановые волосы чуть отливали сединой, а на висках желтели, как подтаявший снег. Сидел он, перевалившись на левую ягодицу, так как у правой торчала кобура, из которой в крепкую спину врезалась рукоятка пистолета сорок пятого калибра. Один из уголков шерифской звезды на левой стороне груди был погнут.

Еще у него были большие уши и добродушные глаза. Он что-то неспешно жевал и выглядел не опаснее белки, только не таким нервным. Мне он понравился. Я облокотился о стойку и уставился на него. Он тоже уставился на меня, потом кивнул и выплюнул в плевательницу с полстакана табачного сока. В плевательнице мерзко булькнуло.

Я закурил и поглядел вокруг в поисках пепельницы.

— Для этого есть пол, сынок, — добродушно посоветовал он.

— Вы Паттон, начальник полиции?

— Угу. Весь закон и правопорядок в здешних краях — это один я. Только скоро выборы, а у меня тут парочка конкурентов. Ребята хорошие и могут победить. Жаль! Платят-то восемьдесят долларов в месяц, плюс бесплатное жилье, дрова и электричество. Не пустяк в нашем захолустье.

— Ничего этим ребятам не светит. У вас скоро будет хорошая реклама.

— Как это? — равнодушно спросил он и снова выстрелил в плевательницу струей сока.

— На Оленье озерцо ваши полномочия распространяются?

— Участок Кингсли? Само собой. А что там?

— В озерце нашли мертвую женщину.

Сообщение потрясло его до глубины души. Он даже расцепил руки и почесал ухо. Потом уперся в кресло, встал и ловко отодвинул его ногой. Паттон оказался не только крупным, но и крепким. Жирок был лишь видимостью, аурой добродушия.

— Я ее знаю? — скованно спросил он.

— Думаю, знаете. Мьюриел Чесс. Жена Билла.

— Угу. Чессов я знаю, — голос его посуровел.

— Похоже на самоубийство. Она оставила записку, в которой вроде бы говорится про отъезд. Но можно понять и как намерение кончить с собой. Вид у тела страшный — судя по всему, пролежало в воде около месяца.

Он почесал второе ухо:

— «Судя по всему»? Что вы имеете в виду? — Его глаза спокойно, неторопливо изучали мое лицо. Поднимать панику он не спешил.

— Месяц назад они поссорились. Билл уехал на несколько часов к северному берегу. А когда вернулся, жены уже не было. Больше он о ней не слышал.

— Ясно. Кто ты, сынок?

— Зовут Филип Марло. Приехал из Лос-Анджелеса посмотреть участок. Передал Биллу Чессу записку от Кингсли. Когда Билл вел меня вокруг озера, мы спустились на пирс, который построили киношники. Стоим у перил, смотрим на воду и вдруг видим — из-под старого затопленного причала высовывается что-то, похожее на руку. Билл ухнул вниз тяжелый камень, и тело всплыло.

На лице Паттона не дрогнул ни один мускул.

— Послушайте, шериф, нам бы побыстрее туда поехать. Билл один и почти сбрендил.

— Виски у него есть?

— Совсем мало. У меня была с собой фляжка, но мы за разговорами почти все выпили.

Подойдя к столу, Паттон открыл ключом ящик, извлек три-четыре бутылки и по очереди поднес их к свету.

— Почти полная, — похлопал он по одной. — «Маунт Вернон». Это его оживит. Денег на виски для всяких крайних случаев округ мне не отпускает, так что приходится ухватывать то тут, то там. Сам я не пью. И никогда не мог понять, для чего люди себя одурманивают.

Он впихнул бутылку в левый карман брюк, запер ящик и поднял откидную доску в стойке. Когда мы выходили, он сунул за стекло дверей записку. Я ее прочел: «Вернусь через двадцать минут, а может и нет».

— Надо съездить за доком Холлисом, — сказал он. — По дороге назад заберу вас. Это чья машина?

— Моя.

— Тогда трогайте за мной.

Он залез в полицейскую машину с сиреной, двумя прожекторами, двумя мигалками, красной с белым пожарной доской и еще новой сиреной воздушной тревоги. На заднем сиденье валялись три топора, два мотка толстой веревки и огнетушитель, к подножке были прикреплены запасные канистры для бензина и воды, а к задку — запасная шина. Из продранных сидений торчали грязные комки ваты, а облезлый лак верха покрывал толстый слой пыли. В правом нижнем углу ветрового стекла торчал белый лист с печатными буквами: «ИЗБИРАТЕЛИ, ВНИМАНИЕ! ПЕРЕИЗБЕРИТЕ ДЖИМА ПАТТОНА НАЧАЛЬНИКОМ ПОЛИЦИИ. ЕМУ УЖЕ ПОЗДНО УСТРАИВАТЬСЯ НА РАБОТУ». Паттон развернул машину и, поднимая белый шлейф пыли, покатил по улице.

Остановился он у белого каркасного строения напротив автобусной станции, вошел внутрь и вскоре появился с каким-то человеком, забравшимся на заднее сиденье к топорам и веревке. Машина тронула назад, и я пристроился вслед. Некоторое время мы еле тащились по променаду — сквозь брючки, шорты, матроски, пестрые платой ки, острые коленки и ярко-красные губы. За поселком машины вползли на пыльный холм и остановились у какой-то хибары. Паттон тихонько нажал на сирену. Дверь открыл парень в выгоревшем синем комбинезоне.

— Залезай, Энди. Дело.

Парень в комбинезоне угрюмо кивнул и нырнул обратно внутрь. Вышел он уже в мышиного цвета охотничьей шапочке, и Паттон подвинулся, освобождая место за рулем. Парень был лет тридцати, темный, гибкий и казался, как и большинство местных жителей, чуть недомытым и чуть недокормленным.

Пока мы ехали к Оленьему озерцу, я наглотался пыли, хоть выплевывай готовые куличи. У ворот с пятью перекладинами Паттон вышел, открыл нам, и мы подъехали к озеру. Там он спустился к воде и посмотрел в сторону пирса. Голый Билл сидел на настиле, спрятав лицо в ладони. Рядом на мокрых досках что-то лежало.

— Можно подъехать и поближе, — сказал Паттон. Обе машины двинулись к концу озера, и мы все вчетвером спустились к причалу, где лицом к воде сидел Чесс. Доктор остановился и, прижав к губам платок, мучительно раскашлялся, а потом долго его рассматривал. Он был костлявый, с выпученными глазами и печальным землистым лицом.