Небо под зеленым абажуром - Мария Брикер Страница 11

Глава 3 ДОХОДНАЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Шесть дней спустя...

Президент банка «КомИнвестТраст» Павел Сергеевич Зургин задернул жалюзи в своем кабинете, погасил свет и включил диапроектор. Двое его коллег, финансовый директор Дмитрий Архангельский и директор по персоналу Ларочка Воскобойникова, заинтересованно уставились на большой освещенный экран. Через мгновение заинтересованность сменилась нескрываемым изумлением.

– Дерьмо какое! – выругался Архангельский, глядя на мелькающие слайды с одутловатыми лицами опустившихся людей. – Где ты наснимал эти рожи?

– На Киевском вокзале, – похвалился Павел. В отличие от своих собеседников президент банка вел себя иначе. Во взгляде его темных глаз застыло торжество. Зургин ослабил галстук, снял пиджак, швырнул на кожаный диванчик для посетителей и возбужденно заходил по кабинету с пультом в руке. – Еще я снимал бомжей в районе трех вокзалов. У них там гнездо. Я туда уже пару недель мотаюсь, изучаю их жизнеустройство. У них своя иерархия, лидеры, рабочая сила, китайцы.

– Что, прости? – поинтересовался Архангельский.

– Китайцы – конченые бомжи, которых даже свои не уважают. Детей много. Живут отдельно от взрослых, воруют, побираются, клей нюхают, колются. Все аптеки вокруг вокзала торгуют дрянью, которая заменяет героин. Одному из детских лидеров двенадцать лет, а он легко может забить до смерти любого. Но это так, лирическое отступление. До свалок не добрался пока. Туда просто так не прорваться с фотоаппаратом. Морду разобьют вместе с объективом. Но я, собственно, туда и не стремлюсь. В Москве достаточно материала.

– Ужас, меня сейчас стошнит. Такое ощущение, что здесь завоняло бомжатиной и по мне ползают вши, – простонала Ларочка и нервно почесала голову, словно у нее в самом деле были вши. – Зургин, ты в своем уме вообще? Что ты затеял? Тебе надоели поездки в аэроклуб? Больше не возбуждают полеты на вертолете? У тебя хобби новое – фотосъемка московского «дна»? – спросила она, одарив его возмущенным взглядом синих глаз. – И вообще, зачем ты бороду вздумал отращивать? Я с твоими лохмами мирюсь с трудом! А ты бородой, как у полярного археолога, решил меня осчастливить. Ужасно! Тебе категорически не идет. Ты сам стал похож на бомжару, и пахнет в последнее время от тебя как-то подозрительно! – с отчаянием сказала Ларочка, крутанулась на его президентском кресле и подула на свои ноготки, покрытые изумрудным лаком, словно просушивая свежий маникюр. Она всегда так делала, когда злилась или была с Павлом категорически не согласна.

– Ларочка, я же говорил, это временно! Аэроклуб мне не наскучил. Напротив, я купил на днях двухместный «Robinsonn». Не успел тебе сказать, прости.

– Зачем? – удивилась Лариса.

– Захотелось, – удивился ее странной реакции Павел. – Всегда мечтал иметь частный вертолет. Мало того – это прекрасное вложение денег. Поженимся – будем вместе летать. Потерпи, радость моя, – весело сказал Зургин, почесал бороду, включил свет и занял место за брифинг-приставкой, оставив Ларису восседать в своем кресле.

С недавнего времени Ларисе Леонидовне Воскобойниковой дозволено было все. Даже закидывать стройные ножки на столешницу на американский манер и невзначай расстегивать две верхние пуговки на скучной корпоративной блузке. Эти вольности Павлу нравились, как и сама Ларочка, ее снисходительно-игривый взгляд, стильное каре с короткой челкой, фарфоровая кожа, нежный румянец на скулах и наглость.

Напротив Зургина развалился, как расхлябанный школьник, Дмитрий Архангельский. С Димкой они были друзьями детства, посему дозволено ему тоже было все или почти все. Внешне Дмитрий походил на аристократа, проводящего жизнь в праздности. Манеры, дорогие костюмы с иголочки, сшитые на заказ у лучших портных, длинные русые волосы, ухоженные и блестящие, как у девушки, маникюр, в голосе леность, во взгляде романтизм. Однако впечатление это было обманчивым. Как только Архангельский открывал рот, ореол аристократизма развеивался, как дым. Изысканной речью Дмитрий не отличался, сказывалось голодное детство в рабочем квартале Москвы. Деловая хватка у Архангельского тоже была совсем не интеллигентная, бульдожья, своего он никогда не упускал. А так как друг детства был соучредителем банка «КомИнвестТраст», то на благо компании он работал с полной отдачей.

– Может, объяснишь наконец, что все это значит? – снова вступила в разговор Лариса. Голос ее окреп, взгляд стал тверже – освоилась и сейчас пойдет на штурм. Она скинула ноги со стола, поднялась, одернула узкую юбочку до колена и присела на стол, демонстрируя Зургину гибкость свой идеальной фигуры. – Если тебе так хочется куда-нибудь потратить лишние деньги, съезди лучше в детский дом. На балансе у нас аж два висит. Ты давно там был? Говорят, воруют со страшной силой. Совсем оборзели. Чего это вдруг тебя на бомжей потянуло? Благотворительность – это, конечно, дело хорошее, но зачем спускать деньги в унитаз?

– Пусть воруют, лишь бы детей не обижали, – возразил Павел. – Обижают когда? Когда персонал голодный и неудовлетворенный. А мы руководство неплохо кормим, закрывая глаза на некоторые вещи. У директрисы Саратовского детского дома машина появилась, у валдайского кренделя – домик в деревне. Ясно, на какие шиши они это все организовали. Чтобы никто не вякал, руководство поделилось с персоналом. Те тоже счастливы. В регионах жизнь от столичной сильно отличается. У всех дети, всем кушать хочется, а котлетами общепитовскими сыт не будешь. Когда человек счастлив, он щедр с другими. А вот в горе он эгоист – ничьих проблем не замечает, не до того, самому бы выкарабкаться. Поэтому довольный персонал – детишкам в радость. Мне ли это объяснять тебе? Психологу, тонкому знатоку человеческой натуры. А то, что котлет на всех не хватает и, возможно, детям чего-то не перепадает, – мелочи жизни. В войну вообще чай вприглядку пили, и ничего – крепче только стали. Главное – душевное отношение.

– Какое, на фиг, душевное отношение? – огрызнулась Лариса. – Дети когти рвут из этих санаториев тепла и заботы. От хорошей жизни никто не бежит. Ладно, проехали. Твои деньги, что хочешь с ними, то и делай, – сказала она равнодушно.

Ларочка лукавила. Деньги Зургина она стала считать своими, как только из разряда любовницы перешла в статус официальной невесты. Павла предприимчивость невесты забавляла и удивляла скорость, с которой Ларочка обнаглела. Совсем недавно она вела себя как выпускница пансиона благородных девиц, беспрекословно выполняла все его поручения и держалась с ним строго по-деловому. Даже когда стала его любовницей, продолжала соблюдать субординацию. Как только они официально объявили о помолвке и на пальчике Ларочки засверкало кольцо с колумбийским изумрудом от Chopard, она резко переменилась. От сухости не осталось и следа. Лариса стала похожа на кошку – гибкая, мягкая, но настойчивая, – она проникала везде и по-хозяйски оккупировала территорию. Излюбленным ее местом был кабинет Зургина. Здесь она любила сидеть на столе и незатейливо вытеснила его с кресла президента. Любого другого, возможно, перемены в Ларочке смутили бы, но не Павла. Пусть. В конце концов, она не просто официальная невеста и любимая женщина, Лара дочка важного стратегического партнера и правая его рука. В делах она незаменима. Как так вышло, Павел Зургин понимал с трудом, на работу он принял ее исключительно из уважения к отцу, который попросил пристроить дочку на практику в его банк после обучения в Швейцарии.