Смерть шута - Джорджет Хейер Страница 11

Тем временем Пенхоллоу взял из вазочки яблоко и с хрустом надкусил его.

– Я намерен приставить его работать вместе с Клиффом, – обронил он небрежно.

– С Клиффом? То есть с Клиффордом? Кого – Клея?!

В ее глазах был ужас.

– Точно, – сказал Пенхоллоу, с чавканьем жуя яблоко.

– Ты не сделаешь этого, Адам!

– А что же меня может остановить? – осведомился тот.

– Но за что, Адам? Почему? В чем он провинился, мой мальчик?

– Он ничего не добился. И не добьется. И будь я проклят, если оставлю его сушить мозги в этом Кембридже. Ты считала, что он рожден быть ученым, философом. Я тебе не противоречил. Но если он, похоже, не собирается становиться ученым, то какого дьявола он там сидит, в этом колледже? Все, кем он способен быть, так это деревенским нотариусом, и именно им он и станет, вот увидишь.

– Нет, ему это не подойдет! – запротестовала Фейт. – Он к этому просто не готов! Он хочет писать!

– Ага, так он хочет писать? Это его собственная идея? Тогда можешь сообщить ему, чтобы он распрощался с этой мыслью. Двое моих щенков уже занимаются чем-то подобным, но из этого, кажется, ничего путного не выйдет. Не нужен мне еще и третий писака. Хватит! Он станет изучать законы на практике, у Клиффа. Клифф готов взять его к себе. Жить он будет здесь. А Раймонд присмотрит, чтобы из него вышел толк. У Раймонда получится, уверяю тебя.

– О нет! – Она была на грани истерики. – Клей не любит деревни! Ему лучше жить в городе. Здесь ему так же не по себе, как и мне...

Он с трудом приподнял свое грузное тело на кровати, лицо его угрожающе залилось краской...

– Вот оно в чем дело! Ему не нравится Тревелин! Или это твоя собственная мысль? Так ты открыто говоришь мне в лицо, что моему сыну не нравится дом, где он родился?!

Фейт поняла, что теперь положение только ухудшилось. Она вполголоса процедила:

– Все-таки, Адам, он не только твой сын, но и мой...

– В этом я не сомневаюсь, – заметил Пенхоллоу. – Мои сомнения касаются только моего собственного отцовства.

Оскорбление словно пригвоздило ее к креслу. Она посидела молча, потом негромко сказала:

– Ты сегодня нездоров, Адам. Лучше бы нам поговорить в другой раз.

Пенхоллоу кинул огрызок яблока в огонь камина и облизал пальцы.

– Тут и говорить не о чем, – объявил он. – Я пошлю его к Клиффу. Все уже договорено.

– Ты этого не сделаешь, нет! – закричала она вне себя. – Я не позволю тебе это сделать! Я не дам загнать его в это отвратительное логово, как загнали меня! Это несправедливо! И ты делаешь это только для того, чтобы унизить меня! Как же ты жесток, Адам, и почему, за что...

– Неплохо! – хохотнул он. – Да понимаешь ли ты, маленькая глупенькая курица, что он будет только благодарен мне за это! Он будет жить под отцовским кровом в великолепных условиях, сможет делать все, что только может хотеть делать мужчина! Охотиться, стрелять, ловить рыбу...

– Ему не нравится все это, – сказала она в сердцах, и снова невпопад.

Разгоравшийся гнев Пенхоллоу, наконец, получил выход. Грянул взрыв.

– Будьте вы прокляты оба! – загремел он. – Ишь ты, ему это все не нравится! Не нравится! А ты сидишь и говоришь мне это в лицо! Оказывается, ему в городе лучше! Так пусть он, черт возьми, живет в городе и покажет, на что он способен! Да-да, пусть он пошлет меня к черту и катится куда хочет! Я согласен!

Он, в возбуждении взмахнув рукой, опрокинул вазочку с фруктами. Апельсин скатился по кровати на пол и замер там... Пенхоллоу, с презрением и насмешкой в прищуренных глазах, смотрел на нее.

– Ну так что, он сделает это? Оставит меня в покое и уедет, твой разлюбезный сынок? А может быть, ты это сделаешь?

– Как он может прожить без тебя – у него нет денег... И потом, он ведь еще не успел повзрослеть...

– Это его не должно остановить, если он хоть чего-нибудь стоит! Повзрослеть он не успел!.. Ему ведь уже девятнадцать, не так ли? Когда Барту было столько же, он уже был одним из лучших наездников в Англии, а крепость его кулаков узнали многие, и все боялись! Он был мужчиной! Мужчиной, понимаешь ты?! Если я вышвырну его из дому, он сможет заработать себе на кусок хлеба! Он был помладше твоего Клея, когда обрюхатил ту девчонку, дочь Полпероу!

– Неужели Клей бы нравился тебе больше, если был бы так же бесстыден и своеволен, как Барт и Кон?! – дрожащим голосом воскликнула Фейт.

– Да! – бросил он раздраженно.

– О Господи, как же я хочу умереть! – вдруг истерически зарыдала она. – Хоть бы я умерла, Господи!..

– Ты хочешь сказать – Господи, хоть бы умер я? – саркастически заметил он. – Но видишь сама, я все никак не помру! Потерпи уж, моя дорогая!

Фейт всхлипывала, спрятав лицо в ладонях. Она уже мало понимала, что говорит.

– Я думаю, ты никогда не любил меня, ни единой минуты... Ты изводишь меня! Ты жесток, ты просто мучитель...

– Хватит, прекрати это! – приказал Пенхоллоу, бешено дергая за шнурок звонка. – Вытри лицо, сейчас прислуга явится! Можешь зарезать меня, но только нечего предо мной рыдать! Нечего рыдать – ни тебе, ни твоему сынку! Нечего!

Фейт постаралась сдержать себя, но она была из тех женщин, которые легко пускают слезу, а пустив, долго не могут угомониться. Она все еще всхлипывала и временами икала, когда в комнату вошла Марта. Весь ее вид говорил о том, что она была недалеко от двери и подслушивала.

Пенхоллоу машинально продолжал дергать за шнурок звонка.

– А, это ты! – крикнул он, оборачиваясь к Марте и затем падая на подушки. – Слава Богу! Забери-ка эту идиотку с глаз моих долой! Уведи ее, а то сейчас здесь прольется кровь!

– Между прочим, вы сами послали за нею, – невозмутимо заметила Марта и обратилась к Фейт: – Пойдемте, миссис, пойдемте, а то будет беда! Такие уж дела, миссис, лучше бы вам уйти...

Фейт вся покраснела, издала мучительный стон, в котором был весь ее бессильный гнев, и почти выбежала из комнаты.

В коридоре ей встретилась Вивьен, и Фейт проскользнула мимо нее, пряча лицо. Вивьен не стала останавливать ее, а прошла прямо в комнату к Пенхоллоу. Брови ее были нахмурены. Увидя, в комнате Марту, она коротко обронила:

– Мне надо поговорить с мистером Пенхоллоу. Не будете ли так любезны убраться отсюда?

Эта невероятная грубость, вместо того чтобы вызвать новую вспышку гнева у Пенхоллоу, казалось, пришлась ему по душе. Лицо его слегка разгладилось, и он с легким смешком спросил:

– Что вам угодно, дикая кошечка?

– Прежде всего, пусть выйдет Марта! – сказала Вивьен, не вынимая рук из карманчиков своего твидового костюма.