Убить президента - Лев Гурский Страница 11

В общем, он меня использовал, в очередной раз злобно подумал я. Лучше бы трахнул. Но он меня просто выжал, как тюбик с зубной пастой, и выкинул. В какой-то момент предвыборной гонки он рассчитал, что знакомство со скандальным Изюмовым может отрицательно сказаться на его рейтинге. Говнюк! Хитрый и расчетливый говнюк. Главой администрации он меня обещал назначить. Потом вице-премьером. Пресс-секретарем. Советником. Мальчиком на побегушках. По мере роста его популярности у плебса его обещания делались все скромнее. Последней должностью, которую он мне предложил, было место директора Большого театра. «Балеруны там ходят хорошенькие, – игриво сказал он мне. – В обтягивающих трико». Я сухо ответил, что тогда уж лучше дать мне место директора Сандуновских бань, потому что там мужики ходят вообще безо всего. Это была наша последняя встреча. Через неделю я начал писать свою обличительную брошюру, которая, увы, ничего не изменила…

Я вздохнул.

На первой странице газеты, брошенной мною на стол, нахально улыбалась круглая и длинноносая физиономия моего бывшего друга. Я пририсовал скотине на портрете пейсы, ермолку, длинную раввинскую бороду.

После чего сосредоточенно выколол мерзавцу глаза. И уж затем, с чувством глубокого удовлетворения, понес изгаженную газету к мусорному ведру. По ходу дела из складок газеты вывалился на пол прежде не замеченный белый конверт. Конверт был без обратного адреса и пах одеколоном «Консул». Боже, как они мне надоели! Я ногтем вскрыл конверт, но никакой записки с объяснениями в любви не обнаружил. Только билет в Большой на завтра. В театр, директорство в котором имел наглость мне предлагать этот прохвост. Завтра давали «Спартак». Я сразу решил, что подарок неизвестного поклонника мне в кайф и что я пойду непременно. Потусуюсь среди публики. Может, в какой-нибудь светской хронике кто-нибудь упомянет мой визит. По контрасту. Фердинанд Изюмов и Большой балет. Кстати, и место было отличное. Партер, восьмой ряд.

Вот уже второй час я тупо сидел над сиреневым листком с грифом «Совершенно секретно». Напечатано в двух экземплярах. У меня был второй, но хоть бы и первый? Все равно нет твердой уверенности, что кто-то еще не будет завтра знать всего президентского маршрута. Репортеры-то знают всегда откуда-то все заранее и первые бегут со своими камерами, топча ноги моим соколам. И не моги разбить пару камер, даже пару очков. У меня давно чесались руки отдубасить самых настырных. На редкость пакостная братия, отца родного не пожалеют. Самая большая гнида из этой братии – любимец публики, курносый провокатор. Этот даже с камерой сам не бегает, зато все бегают к нему. А он только улыбается во весь экран. Мол, здрасьте, я Аркадий Полковников, программа «Лицом к лицу». Наше вам с кисточкой. И поехал, поехал. Я на своем кабинетном «Шарпе» нарочно записал пяток его программ. Хорошее средство после большого бодуна. Когда глаза и мысли разбегаются в разные стороны, очень пользительно включить курносого Аркашу. С любого места, на выбор. Пять минут, и ты в полном порядке. Злость у меня любой алкоголь выгоняет. Думаешь только: вот сволочь! И сразу чертовски хочется работать.

Само воспоминание о телевизионном провокаторе уже неплохо подействовало. Я взглянул на сиреневый листок с несколько большим интересом. И понял, что самое реальное – пункты восемь и девять. Пункт восьмой – от 17.45 до 18.30. И пункт девятый – от 19.00 до 21.25. Первый маршрут имел два варианта, и Президент в последний момент выберет один из двух. Либо ярмарку в Сокольниках, либо ВДНХ. Я догадывался, что Сокольники включены в маршрут для отвода глаз. Шеф почти наверняка прикажет ехать на ВДНХ. Не потому, что в Сокольниках лет пятнадцать назад повесили одного мужика из МИДа, прямо за выставочным павильоном, – плевал шеф на все суеверия. И не потому, что случай тот описан в известном романе – плевал он и на всю мировую литературу, вместе взятую, включая рассказ «Муму». А лишь потому, что роман был посвящен товарищу Андропову Юрию Владимировичу. Шеф уважает Андропова, и я уважаю. Но шеф терпеть не может ездить по местам чужой боевой и трудовой славы. Говорит: в Москве скоро будет достаточно мест, связанных лично с его президентским именем. Вот по этим историческим местам он и будет ездить. Вернее, так: из-за того, что шеф по этим местам будет ездить, места и превратятся в исторические. Насколько я помню, до сих пор с ВДНХ впрямую не связано имя какого-нибудь царя или генсека. Поэтому здесь есть возможность быстро войти в историю. Например, можно снести к черту памятник «Рабочий и колхозница». Еще лучше – достроить его до нужной кондиции. Например, присобачить к этой парочке третьего, интеллигента. Сделать маленькую такую, по колено рабочему и колхознице, фигурку. Чтобы путалась под ногами. Типа Аркаши Полковникова… Я даже засмеялся от удовольствия. Нет, не такой уж я дурак. До эдакой хохмы не додумался бы и пресс-секретарь господин Васечкин, даром что он кандидат наук. Может, и мне стать кандидатом? А что, смогу. Название диссертации Васечкина я же запомнил, с третьей попытки. «Утопия как феномен и жизненное пространство»… Хотя нет, не выйдет из меня кандидата. Заковыристые для этого нужны мозги, чтобы нарочно все запутывать. Например, лично у меня трехкомнатное жизненное пространство в Крылатском, кухня хорошая, шесть на шесть, ванная. А у нашего Васечкина жизненное пространство, оказывается, у-то-пи-я… Феномен, бля.

Слово «феномен» встряхнуло меня не хуже Полковникова, и я вернулся к прерванному маршруту. Конечно, ВДНХ может очень быстро стать историческим местом, без всякого памятника. Если там, допустим, прострелят голову нашему дорогому Президенту. Нет, едва ли на ВДНХ. Неудобно. Публику мы не пропустим, а снайперу там негде укрыться. И потом, на ВДНХ шеф поедет не один, а с кем-нибудь из дорогих гостей. А то и с двумя. Причем, за ихнюю секьюрити я спокоен, это вам не мои соколы. Каждый камушек обсмотрят. Так что террорист, если у него не тараканы в голове, туда не полезет.

Остается Большой. Точно он. Советовал ведь я шефу завтра туда не ездить. А он заладил: протокол, протокол… Вешает мне лапшу на уши, как грудному младенцу. Согласно дипломатическому протоколу – я не поленился специально узнать в МИДе! – этот театр завтра совсем не обязателен. Все равно гостей дорогих на спектакле не будет. Они аккурат в эти часы, с 19.00 до 21.00, будут заседать в этом… черт!… В Спасо-Хаусе. Готовиться. Обсуждать послезавтрашний саммит. Крупнейшую, значит, встречу на высшем уровне.

Шефа я очень хорошо понимаю. Этот вечер ему все равно надо будет чем-то занять. И одновременно показать всем, что он в полном порядке. В этом плане идея с посещением театра придумана хорошо, не отнять. Опять же, восхищенная публика устроит ему овацию. Ему, заметьте, а не балеринам. Шеф любит такие выкрутасы.

Но в Большом опасно. Одних бархатных портьер восемьдесят две штуки. За каждой сокола не поставишь, да и кадры нужны под рукой. Сколько я просил шефа, чтобы он увеличил штат. Наша СБ по сравнению со спецконтингентом Управления Охраны – как болонка против немецкой овчарки. И у генерала Голубева, между прочим, кадры точно несчитанные. Восемьдесят пять тысяч всего у него, видите ли. И по всей стране. А неофициально у него сколько? А тот выскочка, с которым мои соколы вчера ночью неаккуратно разобрались, – он из каких был? Из официальных или неофициальных?