Доля правды - Зигмунт Милошевский Страница 11

— Снимаю на Длугоша.

— А вы интересовались, сколько здесь стоит квартира? Дом? Участок?

— Конечно. Квартира в шестьдесят метров — около двухсот тысяч, дом — в три раза больше.

— А в Казимеже такая же квартира стоит около миллиона, на дом верхней границы фактически не существует, хотя в случае окраинных трущоб разговор начинается с миллиона.

Шацкий представил себе, как берет самый большой кредит и покупает здесь три квартиры, чтоб через несколько лет стать счастливым рантье. Миленько.

— Ладушки, — отозвался он, растягивая это слово. — Тогда вопрос: кто из хозяев собачьей конуры мог так озвереть?

Вильчур оторвал фильтр и прикурил.

— Вам следует понять одну вещь, — произнес он. — Будника здесь никто не любит.

Шацкому стало не по себе, он-то думал, что имеет дело с проницательным местным полицейским, а оказалось — с параноиком.

— Мне только что нарисовали образ обоих Будников в самих пастельных тонах, этаких всеобщих любимцев, внецерковных праведников. Это правда, что он пригласил сюда съемочную группу «Отца Матеуша»?

— Правда. Должны были снимать в Нидзице, но Будник знал одного там на телевидении и уговорил снимать в Сандомеже.

— А правда, что благодаря ему заросли на бульваре Пилсудского превращаются в парк и пристань?

— Сущая правда.

— А правда, что он привел в порядок парк Пищеле?

— Чистейшая. Даже на меня это произвело впечатление, я был уверен, что никому не под силу этот овраг — раздолье для убийц и насильников.

Что-то ему не приходилось слышать ни о каких сандомежских убийцах и насильниках, подумал Шацкий, за исключением, пожалуй, местных забегаловок, где вкус кормежки убивал желание что-либо съесть, а вонища насиловала ноздри. Но он смолчал.

— Тогда в чем дело? — спросил он.

Инспектор Вильчур сделал неопределенный жест, как бы пытаясь передать то, что на словах было невыразимо.

— Знаете ли вы такой тип крикуна-общественника, который не выносит возражений и вечно со всеми воюет, организует крестовые походы?

Шацкий кивнул.

— Это как раз тот тип. Прав ли он или нет, он у всех сидит в печенках. Я знаю людей, которые голосовали как он хотел, лишь бы тот отвязался. Чтоб не выматывал кишки, не вызванивал по ночам, не бегал по газетам.

— Как-то маловато, — отозвался Шацкий. — Общественник, проедающий всем плешь, занимающийся мелким провинциальным жульничеством, — всего этого мало. Ему ведь никто не проколол шины, не разбил стекло, не убил собаку. Ему зверски и неслучайно зарезали жену.

Соберай оценивала жертву однозначно. Прекрасный человек, без недостатков, добрая, с открытым сердцем, даже если муж ее во время своих крестовых походов и бывал слишком агрессивен, возбуждая злость, то при ней народ становился мягче. Она помогала, советовала, устраивала. Ходячая земная добродетель с самым что ни на есть благородным сердцем. Прокурор Соберай пела ей лишенные объективности дифирамбы, а потом разрыдалась. Неловко, но все-таки довольно убедительно. Тем временем с информацией от Вильчура у Шацкого возникли трудности. Что-то не стыковалось. Он еще не знал, что именно, но что-то было не так.

— Мать Эльжбета от ангелов, так ее называли, — проскрипел Вильчур.

— Ненормальная?

Вильчур покрутил головой.

— Никоим образом. Олицетворенная добродетель.

— В сегодняшнем рассказе выглядела ненормальной.

— Об этом знаете только вы и я, и она тоже знала. Поэтому и ненавидела это прозвище. Но так ее называли, думали, что ей приятно. Буду с вами откровенен: она заслужила любой комплимент. Она была действительно славным человеком. Повторяться не буду, но наверняка все, что вы о ней услышали и что вам еще предстоит услышать, — все это правда.

— Может, она раздражала людей? Слишком много было в ней от общественницы? Или католички? Редко ходила на ярмарки и народные гуляния? Это Польша, должны же ведь ее за что-то ненавидеть, подпускать шпильки у нее за спиной, чему-то завидовать.

Вильчур пожал плечами.

— Нет.

— Нет и точка? И конец блестящего анализа?

Полицейский поддакнул и оторвал фильтр от сигареты. А Шацкого охватило чувство полного поражения. Он захотел в Варшаву. Сейчас же. Немедленно.

— А отношения между ними?

— Вы, по всей видимости, знаете принцип, по которому люди спариваются: красивые с красивыми, глухие с глухими, расточительные с расточительными. А Эльжбета Будник была на две-три головы выше его. Как бы вам объяснить… — Вильчур задумался, из-за чего лицом стал смахивать на труп или упыря. В тусклом освещении пиццерии, за завесой сигаретного дыма, он выглядел словно не вполне ожившая мумия. — Люди терпят его только потому, что он — ее выбор. Думают: ладно, пусть будет ненормальный, но в сумме-то он ведь прав, а если рядом с ним такая женщина, то плохим он быть не может. И он это знает. Знает, что к нему так относятся вопреки его характеру.

Соберай сказала: «Как бы мне хотелось, чтобы нашелся такой мужчина, который был бы в меня влюблен столько лет. Хотелось бы каждый день видеть обожание в чьих-то глазах. Со стороны можно было подумать, что они не подходят друг другу, но это была прекрасная пара. Такой любви и обожания пожелать бы каждому».

— Он обожал ее, но в его обожании было что-то грязное, — сочил свой яд Вильчур, — что-то, на мой взгляд, хищное и липкое. Моя благоверная несколько лет назад работала в больнице, и выяснилось, что Будникова не может иметь детей. Она была в отчаянии, а ему — трын-трава. Сказал, что, по крайней мере, не придется ни с кем ее делить. Наверняка это была страсть. Но вы ведь знаете, как оно бывает со страстями.

Шацкий знал, но ему не хотелось соглашаться с Вильчуром, поскольку тот все меньше ему нравился, и всяческое братание с таким типом казалось ему омерзительным. Да и продолжать дисскусию не хотелось. Два человека рассказали ему сегодня многое о Будниках, но у него сложилось впечатление, что он ровным счетом ничего о них не знает. Не нужны ему эти эмоционально окрашенные сведения.

— Вы допросили Будника? — спросил он под занавес.

— Он в страшном состоянии. Я задал ему пару формальных вопросов, остальное оставил вам. За ним установлено наблюдение.

— Где он был вчера?

— Дома.

— А она?

— Тоже дома.

— Не понял?

— Он так утверждает. В обнимочку смотрели телевизор и заснули. Утром, когда он встал попить, ее и след простыл. Прежде чем успел всерьез обеспокоиться, позвонила Баська Соберай.

Шацкий не верил собственным ушам.

— Ерунда какая-то. Непроходимая глупость, такого я в своей карьере еще не слыхал.