Любовь-морковь и третий лишний - Дарья Донцова Страница 11

– Высшее.

– А именно?

– Консерватория по классу арфы.

Брови Юлия поползли вверх.

– Консерватория? – удивленноповторил он.

– Ну да, потом я освоила еще мастерствогримера, – принялась изворачиваться я, больше всего мечтая исчезнуть изкрохотной комнатки. Юлий крякнул, а я почему-то добавила:

– Давно замужем, имею двух взрослыхсыновей и дочь, владею компьютером, умею при помощи словаря читать и переводитьанглийский текст, в тюрьме не сидела, СПИДом не болею.

Батурин закашлялся, потом вдруг ласковосказал:

– В принципе вы нам можете подойти, еслиимеете постоянную московскую прописку, но сейчас нужно найти Жанну, говорите,она внезапно ушла?

– Да, да, – затараторила я, изо всехсил пытаясь внушить Юлию, что Кулакова лично принимала участие вспектакле, – прибежала сюда, мигом переоделась и унеслась. Видно, оченьторопилась! Вы не сомневайтесь, она замечательно сегодня подавала чашку с водойбаронессе.

Выпалив последнюю фразу, я замерла, сейчасЮлий справедливо заметит: «Однако странно, она пригласила вас якобы на работу исмылась. И зачем вы ее ждете, если она ушла?»

Но Батурин почесал подбородок и сердитопромолвил:

– Ее все на сцене видели, полный зал инаши, очень глупо убегать, ведь все равно поймают.

Я разинула рот, но тут в гримерку влетеладевица, страшная, словно голодная смерть. Тощее тельце было втиснуто в краснуюкожаную мини-юбчонку, которая заканчивалась почти сразу там же, где начиналась,мосластые, жилистые ножки украшали высокие черные кожаные сапоги-ботфорты с неправдоподобно узкими мысами, сверху на небесном создании была ядовито-лиловаякофточка-стрейч, из рукавов которой торчали руки, более всего напоминавшие лапыбольного воробья, копна иссиня-черных, слишком ярких, чтобы быть натуральными,волос водопадом лилась с макушки до плеч.

– Ой, ой, ой, – безостановочноверещала девица, – ой, ой…

– Софья Сергеевна, – сердито оборвалее Юлий, – немедленно успокойтесь, говорите внятно, без визга и истерик.

– Юлий, – фистулой завизжала Софья ибыстрым жестом отвела за уши волосы, почти полностью до этого прикрывавшие еелицо.

Я вздрогнула, у слишком худой девушкиоказалось лицо хорошо пожившей тетки лет пятидесяти. Щеки, глаза, лоб, губыпокрывал толстый слой макияжа, но из-под тонального крема и килограмма пудрыпроступали морщины вкупе с пигментными пятнами.

– Юлий! Она умерла, – на единомдыхании выпалила Софья. – Ой, ой, ой, ай! Я так ее любила! О-о-о!

Немедленно найди Жанну!

– Ты уверена? – деловито осведомилсяБатурин, спокойно глядя на колотящуюся в истерике Софью.

Та тряхнула головой и почти нормальноответила:

– Да.

– Кто сказал?

– Врач.

– Но она дышала, когда ее уносили.

– А сейчас скончалась, доктор говорит,похоже, ее отравили, а яд…

– Сам знаю, – отмахнулсяЮлий, – я думал, она ей какой-то гадости подсыпала, просто чтобы напакостить.Но отрава! Эй, перекройте выход и никого без моего распоряжения на улицу невыпускать, слышишь? А все баба Лена! Вот дура старая, глухарь, а не вахтер!Всех уволю!

Резко повернувшись на пятках, Юлий выскочил вкоридор.

– Что случилось? – налетела я наСофью.

Та совершенно спокойно плюхнулась на диван,вытащила из крохотной сумочки пачку ароматизированных сигарилл, закурила иравнодушно спросила:

– Ты кто?

– Э.., новый гример.

– Вместо Ксюши?

– Наверное, да.

– Будем знакомы, – кокетливоприщурилась тетка, – Софья Сергеевна Щепкина. Да, да, родственница тогосамого, слышала небось?

Я кивнула. Михаил Семенович Щепкин, великийрусский актер, основоположник реализма в русском сценическом искусстве, вродеумер в 1863 году, в консерватории у нас был факультатив по истории театра,отсюда и знания.

– Можешь звать меня Соня, –разрешила Щепкина, – мы почти одногодки, и я совсем не чванлива, в театрахважен любой винтик, даже такой, как гример. О, театр! Только беззаветно любящийискусство человек способен пожертвовать всем ради мгновений…

– Так что случилось? – весьманетактично перебила я ее.

– Тина умерла.

– Кто? – отшатнулась я.

– Актриса Бурская, игравшая рольбаронессы, – без всякого трепета пояснила Софья, – Валентина ееимечко, но оно Вальке простонародным казалось, велела звать себя Тиной. Всевыделывалась, пальцы гнула. Да уж!

– Но почему она скончалась? Пожилая была?Инфаркт?

Софья захихикала.

– Уж не девочка, но о своем возрастемолчала. Боже, она не понимала, что смешна! Мне вот тридцать два, и я смелоговорю об этом.

Я покосилась на дряблую шею молодки и,тактично промолчав, задала следующий вопрос:

– Так от чего умерла Бурская?

Софья попыталась было округлить глаза ивздернуть брови, но лоб, обколотый ботоксом, не хотел двигаться, и очи прелестницыпросто вылезли из орбит.

– Ее отравила Жанна! Вот маленькая дрянь!Хотя лично я не поддерживала Валентину!

– Жанна? – заорала я. – Неможет быть!

– Ты ее знаешь? – склонила набокраскрашенную мордочку Щепкина.

– Да, и абсолютно уверена, она здесь нипри чем!

Софья вытащила новую сигариллу.

– Ха! Все видели. Эта бесталанная мадамприволокла чашку воды.

– На сцену?

– Да, роль у нее такая, подносносить, – ехидно сказала Софья, – ну очень сложная, философская,напряженная работа, нужно воды подать и уматывать.

А Тина сначала произносит небольшой монолог,потом отпивает из чашки…

Я, оцепенев, слушала болтающую Софью. Голосее, резкий, визгливый, вонзался в мозг раскаленным железом. Через пару минут ситуациястала мне понятна. Бурская, выпив воды, должна была встать, подойти к шкафу,открыть дверцу, откуда вываливалась любовница ее мужа, ну и так далее.