Венера из меди - Линдсей Дэвис Страница 11

– Кого-то особо?

– Я сам особенный, – огрызнулся я грубо.

– У нас другие сведения.

Их сведения устарели.

– Я спрашиваю, – Поллия постаралась оправдаться с видом нахальной невинности, – потому, что мне надо знать, не будут ли тебе опасны чары Северины…

– Северина оставит любые поползновения на мой счет, как только узнает, что в моем денежном ящике лежат лишь свидетельство о моем рождении, увольнительная с военной службы и несколько дохлых мотыльков моли.

Я повернул разговор обратно к делам, получил еще немного полезных сведений, в которых я нуждался (адрес, имя претора, и, что самое важное, договоренность о моем гонораре), и попросил разрешения удалиться.

Когда я спускался по широким мраморным ступеням лестницы, скорчив гримасу, от того, что они были скользкие (как и хозяева дома), я заметил, что прибыл паланкин.

При нем было шесть одетых в синие туники огромных, широкоплечих, черных и лоснящихся нумидийцев, которые могли бы пройти весь Форум от Государственного Архива до Дома Весталок, ни разу не сбившись с шага несмотря на толпу. Паланкин был резной, блестящий, инкрустированный черепахой, с малиновыми шторами, лакированными горгонами на дверцах и серебряными украшениями на концах шестов. Я сделал вид, что подвернул лодыжку, и под этим предлогом задержался, чтоб посмотреть, кто из него выберется.

Я не жалел, что задержался.

Я решил, что это Атилия.

Она закрывала нижнюю половину лица вуалью, чтоб выглядеть привлекательнее, над вышитым краем вуали светились темные, влажные глаза, выдававшие восточное происхождение. Она и Поллия имели доступ к большим деньгам, и, очевидно было, тратили на себя столько, сколько хотели. Она звенела дорогими украшениями филигранной работы. На ней было столько золота, что для одной женщины было просто незаконно. Ее платье цвета аметиста переливалось такими оттенками, словно краску делали из перемолотых драгоценных камней. Когда она ступила на лестницу, я приветствовал ее самым любезным жестом и отступил в сторону.

Она сняла вуаль. "Доброе утро!" Это было самое большее, что я смог выдавить; у меня перехватило дыхание.

Она была столь же холодна, как белая шапка на вершине горы Ида 38. Если Сабина Поллия была персиком, новое видение было плодом богатой и темной тайны из некой экзотической провинции, где я еще не бывал.

– Ты, должно быть, информатор.

Выражение ее лица было серьезным, и крайне умным. Я не тешил себя никакими иллюзиями; в старом доме Гортензия она была, вероятно, судомойкой – но все равно, она имела взгляд настоящей восточной принцессы. Если Клеопатра могла кинуть подобный взгляд, это объясняло, почему почтенные римские полководцы отбрасывали прочь свою добрую репутацию на грязные отмели Нила.

– Я Дидий Фалько… Гортензия Атилия?

Она утвердительно кивнула.

– Я рад засвидетельствовать свое почтение…

Ее изысканное лицо помрачнело. Серьезное выражение подходило ей; ее лицу шло любое выражение.

– Прости, что не присутствовала на разговоре, я отвозила своего маленького сына в школу…

Заботливая мать: замечательно!

– …Ты думаешь, что сможешь помочь нам, Фалько?

– Пока еще рано о чем-то говорить. Но я надеюсь помочь.

– Благодарю тебя, – выдохнула она, – не смею отнимать твое время теперь…

Гортензия Атилия подала мне руку так церемонно, что заставила меня почувствовать себя неловко.

– …Зайди навестить меня, и рассказать, как продвигаются твои расспросы.

Я улыбнулся. Женщины, подобная ей, ждет от мужчины улыбки; я думаю в большинстве случаев мужчина постарается не разочаровывать такую женщину. Она тоже улыбнулась, потому что знала, раньше или позже, но я найду предлог нанести визит. Ради таких женщин мужчины всегда готовы пойти на это.

На полпути с холма я остановился, чтоб полюбоваться Римом. При взгляде с Пинция, город лежал купаясь в золотом свете утра. Я ослабил пояс, туника в районе талии стала влажной от пота, успокоил свое дыхание и подвел итоги. Поллия и Атилия оставили меня с чувством, что я несказанно рад от того, что мне так повезло покинуть их дом живым.

Предзнаменования были любопытны: два очаровательных клиента, вульгарный образ жизни которых гарантировал, что я славно развлекусь, охотница за приданым, чье прошлое было столь живописным, что давало реальный шанс выставить ее из игры там, где официальный чиновник потерпел неудачу (я люблю доказывать, что преторы тоже ошибаются); плюс большой гонорар – и, если повезет, за совсем ничтожную работу…

Идеальный случай.

Прежде чем я занялся охотницей за золотом, я решил навести справки насчет хозяйства Гортензия. Люди рассказывают о себе гораздо больше, чем им кажется, тем, где они живут и вопросами, что они задают, а соседи могут быть еще откровеннее. Теперь я имел общее впечатление, и был готов посетить еще раз кондитерскую лавку, где получил первоначальные сведения.

Когда я добрался туда, курица, что любила светскую жизнь, клевала крошки. Лавка размещалась против каменной сосны. У нее был откидной прилавок под матерчатым навесом спереди, и маленький очаг, спрятанный сзади. Места было столь мало, что владелец проводил большую часть времени сидя на скамье через дорогу в тени сосны, и играя сам с собой в латрункули 39. Если подходил потенциальный покупатель, он давал ему достаточно времени, чтоб тот захотел что-нибудь из товара, а потом медленно переходил дорогу.

Землевладельцы Пинция не допускали соседство магазинов; но им нравились роскошные вещи в них. Я могу понять, почему они позволили этому парковому пекарю обосноваться на своем холме. Недостаток в архитектуре его киоска компенсировался пышностью лакомств.

Центральное место занимало огромное блюдо, где целые плоды инжира были погружены в липкий пласт меда. Вокруг этого блюда соблазнительные деликатесы были разложены так, что образовывали прихотливые завитки и спирали, с пропусками то там, то здесь (таким образом покупатель не чувствовал, что он нарушит целостную композицию). Тут были финики, фаршированные цельными ядрами миндаля теплого оттенка слоновой кости, а другие были заполнены интригующими начинками пастельных оттенков; хрустящие печенья, согнутые полумесяцем или прямоугольником, которые были прослоены тягуче сочащимися фруктами и посыпаны растертой в пыль корицей; свежий чернослив, айва и очищенные груши в сахарной глазури для придания им блеска; бледный заварной крем, посыпанный мускатным орехом, некоторые пластами, другие надрезанные, чтоб показать, что их запекали на слое бузины или шиповника. На полке с одной стороны прилавка располагались горшки с мёдом, маркированные от Гимета 40 до Гиблы 41, или целые соты, если вы хотели бы сделать более театральный подарок на вечеринке. Напротив, темные пластины африканского торта, пропитанного молодым вином прохлаждались рядом с другими кондитерскими изделиями, которые владелец палатки выпекал тут же сам из пшеничной муки пропитанной молоком, нанизав на вертел, и пропитывал медом, перед тем, как добавить декоративно нарезанные ядра лесного ореха.