Смерть Ахиллеса - Борис Акунин Страница 12

— Вы никого не выдали, мадемуазель, иданного слова не нарушили. Господа офицеры сами виноваты — слишком неуклюжезамели следы. Б-буду с вами откровенен в расчете на такую же искренность свашей стороны. Я располагаю следующими сведениями. — Он прикрыл глаза,чтобы не отвлекаться на тончайшую игру нюансов белого и розового,обозначившуюся на взволнованном лице собеседницы. — Из ресторации Дюссо выс Соболевым и его свитой прибыли прямо сюда. Это произошло незадолго дополуночи. А час спустя г-генерал был уже мертв. Офицеры вынесли его отсюда,выдав за пьяного, и увезли обратно в гостиницу. Дополните картинупроизошедшего, и я постараюсь избавить вас от допросов в полиции. Кстатиговоря, полиция здесь уже была — слуги вам наверняка об этом расскажут. Такчто, уверяю вас, гораздо лучше будет объясниться со мной.

И коллежский асессор замолчал, сочтя, чтосказано вполне достаточно. Ванда порывисто поднялась, взяла со спинки стулаперсидскую шаль и набросила на плечи, хотя вечер был теплый, даже душноватый.Два раза прошлась по комнате, то и дело взглядывая на ожидавшего чиновника.Наконец, остановилась напротив.

— Что ж, вы по крайней мере не похожи наполицейского. Сядьте-ка. Рассказ может затянуться.

Она показала на пышный, весь в расшитыхподушках диван, но Эраст Петрович предпочел опуститься на стул. Умная женщина,определил он. Сильная. Хладнокровная. Всей правды не скажет, но и врать нестанет.

— С героем я познакомилась вчера, вресторане у Дюссо. — Ванда взяла парчовый пуфик и села подле Фандорина,причем расположилась близко и таким образом, что смотрела на него снизу вверх.В этом ракурсе она выглядела соблазнительно беззащитной, словно восточная рабыняу ног падишаха. Эраст Петрович беспокойно заелозил на стуле, но отодвигатьсябыло нелепо.

— Красивый мужчина. Я, конечно, много пронего слышала, но и не подозревала, до чего он хорош. Особенно васильковыеглаза. — Ванда мечтательно провела рукой по бровям, словно отгоняявоспоминание. — Я пела для него. Он пригласил сесть к нему за стол. Незнаю, что вам про меня рассказывали, но уверена, что много врали. Я не ханжа, ясовременная свободная женщина и сама решаю, кого любить. — Она взглянулана Фандорина с вызовом, и он увидел, что сейчас она говорит безактерства. — Если мужчина мне понравился и я решила, что он должен бытьмой, я его к алтарю не тащу, как это делают ваши «порядочные женщины». Да, я не«порядочная». В том смысле, что не признаю ваших порядков.

Какая там рабыня, какая там беззащитность,мысленно поразился Эраст Петрович, глядя сверху на сверкающие изумрудные глаза.Это какая-то царица амазонок. Легко было представить, как она сводит с умамужчин этакими стремительными переходами от высокомерия к покорности и обратно.

— Я бы попросил б-ближе к делу, —сухо сказал Фандорин вслух, не желая поддаваться неуместным чувствам.

— Б-ближе не бывает, — передразнилаего амазонка. — Это не вы меня покупаете, это я беру вас, да еще заставляюза это платить! Сколько ваших «порядочных» почли бы за счастье изменить мужу ссамим Белым Генералом, но только тайком, по-воровски. Я же свободна, и таитьсямне незачем. Да, Соболев мне понравился. — Она вдруг опять сменила тон, извызывающего он стал лукавым. — Да и, что скрывать, лестно показалось всвою коллекцию такого махаона заполучить. А дальше… — Ванда дернулаплечом. — Обыкновенно. Приехали ко мне, выпили вина. Что было после —помню плохо. Голова закружилась. Только гляжу, а мы уже вон там, в алькове. —Она хрипловато рассмеялась, но смех почти сразу же оборвался, да и взглядпомерк. — Потом было ужасно, не хочу вспоминать. Избавьте меня отфизиологических подробностей, ладно? Такого не пожелаешь никому… Когда любовникв самый разгар ласк вдруг замирает и падает на тебя мертвой тяжестью…

Ванда всхлипнула и зло смахнула слезу.

Эраст Петрович внимательно следил за еемимикой и интонацией. Похоже, барышня говорила правду. Подержав уместноемолчание, Фандорин спросил:

— Случайной ли была ваша встреча сг-генералом?

— Да. То есть, конечно, не совсем. Яслышала, что Белый Генерал остановился у Дюссо. Любопытно было взглянуть.

— А много ли вина выпил у вас МихаилДмитриевич?

— Совсем нет. Полбутылки «шато-икема».

Эраст Петрович удивился:

— Он привез вино с собой?

Удивилась и хозяйка:

— Нет, с чего вы взяли?

— Видите ли, мадемуазель, я неплохо зналпокойного. «Шато-икем» — его любимое вино. Откуда вы могли об этом знать?

Ванда неопределенно всплеснула тонкимипальчиками:

— Я этого не знала вовсе. Но «шато-икем»тоже люблю. У нас с генералом, кажется, вообще было много общего. Жаль только,знакомство оказалось недолгим. — Она горько усмехнулась и как бы ненарокомвзглянула на каминные часы.

Это движение не укрылось от вниманияФандорина, и он нарочно помедлил, прежде чем продолжить допрос.

— Ну, дальнейшее ясно. Вы испугались.Вероятно, закричали. Прибежали офицеры, п-пытались вернуть Соболева к жизни.Врача вызвали?

— Нет, было видно, что он мертв. Офицерыменя чуть не растерзали, — она опять усмехнулась, но уже не горько, азло. — Особенно один ярился, в черкеске. Все повторял про позор, проугрозу всему делу, про смерть в постели шлюхи. — Ванда неприятноулыбнулась, обнажив белые, идеально ровные зубки. — Был еще грозный есаул.Сначала порыдал, потом сказал, что убьет, коли проболтаюсь. Денег предложил.Деньги я, впрочем, взяла. И угроз тоже испугалась. Уж очень убедительноугрожали, особенно есаул этот.

— Да-да, знаю, — кивнул Фандорин.

— Ну вот. Одели покойника, взяли подруки, будто пьяного, и уволокли. Был герой, да весь вышел. Вы хотели правду?Получайте. Доложите вашему губернатору, что покоритель басурман и надеждаРоссии пал смертью храбрых в постели шлюхи. Глядишь, в историю войду на манерновой Далилы. Как думаете, мсье Фандорин, будут про меня в гимназическихучебниках писать?

И она засмеялась уже с явным вызовом.

— Вряд ли, — задумчиво произнесЭраст Петрович.

Картина получалась ясная. Понятно стало иупорство, с которым офицеры защищали свою тайну. Народный герой — и такаясмерть. Некрасиво. Как-то не по-русски. Французы своему кумиру, пожалуй,простили бы, у нас же сочтут национальным позором.

Что ж, госпоже Ванде беспокоиться не о чем. Еесудьбу, конечно, решать губернатору, однако можно поручиться, что власти нестанут донимать свободолюбивую певицу официальным расследованием.