Чревовещатель - Ксавье Монтепен Страница 12

– Неужели и Прадель ночевал сегодня в замке? — воскликнул Ривуа. — Быть может, его также убили!

– Боже сохрани! — пробормотал Фовель, вытирая холодный пот со лба. — Тогда это будет тройное убийство в моей общине!

– Когда Поке окончит давать свои показания, мы проверим это, — сказал судья. — Продолжайте, любезный.

– Да я сказал уже почти все, что знаю… — возразил Поке. — Услышав имя Праделя, Жак Ландри не смог сдержать удивленного восклицания. Торопливо отворив ворота, он объяснил, что, согласно письму господина Домера, ждал Праделя не раньше следующего утра, а потому извиняется, что так долго заставил его стоять у ворот. Прадель сказал, что ему надоел Париж и он решил приехать днем раньше. Потом он пожал мне руку и прошел вместе с Ландри за ограду, а я побежал на свое свидание… Вот и все.

– Что вы скажете об этом, любезный судья? — спросил мэр.

– Теперь ясно, — сказал Ривуа, — для чего вынули серебряные блюда и приготовили импровизированный ужин… Продолжим осмотр дома — быть может, нам удастся отыскать третью жертву. Бригадир, позовите Жервезу, она лучше нас знает расположение комнат замка, пусть ведет нас.

Девочка сообщила, что помещение господина Домера и его племянницы находилось на первом этаже. Было также несколько комнат для приезжих друзей, и самая лучшая из них называлась Красной комнатой.

– Наверно, в ней-то и поместил Жак Ландри хозяйского племянника, — сказал Ривуа. — Знаешь ли ты, Жервеза, где эта комната?

– Да, господин судья.

– Ну так веди нас в нее.

Все снова вышли в переднюю и, поднявшись по широкой лестнице, очутились в просторной галерее, разделявшей дом на две равные части. Тут было довольно темно, потому что свет проникал только из передней и из небольших отверстий в стене. Жервеза остановилась у одной из десяти дверей и сказала:

– Вот Красная комната.

– Отвори ее, бригадир, — произнес нетвердым голосом Фовель.

Жандарм повиновался. Все приготовились к ужасному зрелищу, предполагая увидеть обезображенный труп, но ничего подобного не случилось. Солнечные лучи открыто проникали в широкие окна и освещали изящной работы мебель и красные драпировки, благодаря которым эта комната и получила свое название. Все было в порядке. Здесь, очевидно, не произошло никакой драмы, а между тем было несомненно, что Жорж Прадель провел ночь в этой комнате. Постель была смята, у изголовья, на маленьком столике, стояла наполовину сгоревшая свеча, а возле сахарницы и графинчика с ромом лежал, вероятно забытый, кожаный портсигар с золотыми украшениями и буквами «П» и «Ж».

– Ах! — воскликнул Поке. — Вот и папиросница офицера, из которой он дал мне сигару.

– Как же вы узнали ее? Ведь вчера было темно.

– А по особому, приятному запаху.

Судья открыл портсигар. В одном отделении оказались визитные карточки и письма, в другом — сигары.

– Я узнаю и сигары, — прибавил работник фермы. — Я никогда еще не курил таких превосходных сигар! Да, каждая из них стоит не меньше десяти су.

Теперь не оставалось никаких сомнений. На визитных карточках значилось имя Жоржа Праделя, и в письмах упоминалась его фамилия.

– Да, теперь ясно, что племянник господина Домера ночевал здесь, — прошептал судья. — Но где же он? Что с ним стало? Или, иначе, куда его дели? Ведь невозможно предположить, что он добровольно среди ночи оставил дом, в который только что приехал.

– Не перетащили ли его в другую комнату и не убили ли там? — предположил Сидуан Фовель.

– Нет, этого не может быть, — возразил Ривуа. — Зачем тащить его в другую комнату, разве в этой нельзя убить? Заметьте, что отсюда Прадель вышел полностью одетым. Он не забыл здесь ничего, кроме кожаного портсигара. Стало быть, у него было время встать и не спеша одеться.

– Я допускаю это, но повторяю свой вопрос: где же он может находиться?

– Мы постараемся это узнать. Осмотрим весь замок… Впрочем, у меня есть предчувствие, что мы больше ничего не узнаем.

Осмотр возобновился. Обошли все, начиная с погребов и заканчивая чердаками. Заглядывали в каждый угол, открывали шкафы, распарывали мебель, в которой можно было спрятать труп, но все напрасно. Молодой человек как сквозь землю провалился.

– Это непонятное исчезновение Праделя просто пугает меня. Такие чудеса могут только присниться, — пробормотал мировой судья.

Сидуан Фовель ничего не ответил, только вытер лоб, кажется, в десятый раз. Он дрожал как в лихорадке. Осмотр дома занял довольно много времени. Когда все общество проходило через переднюю, на часах в зале пробило час пополудни. В это время у ограды парка послышался стук экипажа.

– Следователь! — воскликнул Фовель. — Он не успел на одиннадцатичасовой поезд и приехал в омнибусе в сорок пять минут двенадцатого. На станцию прибыл в пять минут первого, а моя добрая Помпонетта домчала его сюда за пятьдесят минут. Другой такой лошади не найти в округе!

С этими словами мэр, намереваясь полюбоваться на бег своей лошади, вооружился красивым пенсне, но вдруг сильно нахмурился.

– Черт побери! — произнес он с неудовольствием. — Сколько народу втиснулось в мой тильбюри, между тем как в нем только два места! Этот бессовестный Жан-Мари совсем с ума сошел! Как еще не поломались рессоры и не сдохла Помпонетта! Жан-Мари поплатится за это!

Между тем Помпонетта бежала по аллее так быстро, как будто тащить нагруженный тильбюри ей было совсем не трудно. Двое сидели на скамье экипажа, третий очень рискованно прицепился сзади и, наконец, сам Жан-Мари едва держался на передке. Тильбюри остановился у подъезда. Фовель, понимая, что теперь некстати высказывать неудовольствие, бросил на слугу свирепый взгляд. Бедняк догадался, в чем дело, и пробормотал:

– Разве меня спрашивали? Жандарм сообщил им, что их ожидает тильбюри, а они и уселись втроем…

Первым из экипажа вышел следователь. Это был высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, с пробивающимися кое-где сединами, громким голосом и вдобавок близорукий. Его звали Полем Абади, и он, кажется, спал и видел, чтобы его скорее перевели из руанского суда в парижский. Спутнику его было лет тридцать, но на вид он казался еще моложе. Наружность его была самая обыкновенная. Среднего роста, худенький, выбритый, с бледным лицом, он походил на провинциального актера. Волосы у него были черные как смоль, короткие и густые. На шее, на шелковом шнурке, висело пенсне. Повторяем, что не было совершенно ничего примечательного в наружности этого человека. Никто бы не обратил на него внимания. Прицепившийся сзади тильбюри был простым писарем, о котором не стоит говорить.

Следователь познакомился с Ривуа, еще когда последний был адвокатом в Руане. Пожимая ему руки и называя его любезным учителем, Абади изъявил желание, чтобы Ривуа представил его Фовелю. Человек в пенсне добродушно улыбался и кланялся во все стороны.