Тринадцатая Ева - Антон Леонтьев Страница 12

Выждав несколько минут, она убедилась в том, что голоса стихли. Значит, все было снова в порядке.

В порядке?

Внезапно она заметила странные следы. Это были капли крови, въевшиеся в пол. Они тянулись цепочкой, уводя куда-то в соседнее помещение. Повинуясь внезапному чувству, она двинулась вперед.

Соседнее помещение было как две капли воды похоже на то, в котором она только что пришла в себя. С одной только разницей – посреди него, на полу, кто-то лежал. Похоже, еще один человек, как и она сама, находился без сознания. Странно только, что этот человек был совершенно наг…

Она осторожно подошла к человеку, который лежал на боку, и ткнула его пальцем в бок. Человек не пошевелился. Тогда она схватила его за плечо – и человек медленно перевернулся на спину.

Это была женщина, блондинка, с длинными, беспорядочно раскиданными кудрями. И она была мертва!

Потому что ее грудь и живот были усеяны страшными, глубокими ранами. Кто-то методично исполосовал несчастную, оставив ее потом лежать нагой здесь, в этом странном заброшенном месте.

Кто-то?

Она не сразу поняла, что блондинка мертва, попыталась сначала даже оживить ее, хлестала по щекам, а затем вдруг решила сделать ей искусственное дыхание. Откуда она знала, что умеет делать искусственное дыхание? Этого она сказать не могла, как не могла сказать ничего – ни своего имени, ни своего возраста, ни того, где она находилась и почему…

Да, она ничего не могла сказать, за исключением того, что сидела сейчас около трупа кем-то зверски убитой женщины.

Кем-то?

Внезапно ей сделалось страшно. Она быстро вернулась в ту комнату, в которой пришла в себя. Убедилась, что нож по-прежнему лежит на кирпиче. Она подошла к нему и, словно зачарованная, уставилась на окровавленное лезвие.

Этот нож был у нее в руке, когда она проснулась. Кому же придет в голову засыпать в подобном месте?

Хотя… Хотя если ты только что совершил жестокое убийство, убийство, требующее большой физической отдачи, которая вызвала небывалую усталость…

Она вздрогнула и взяла нож в руку. Неужели несчастную убили при помощи этого ножа? Если кого-то находят около жертвы, лишенной жизни при помощи охотничьего ножа, с этим самым охотничьим ножом в руках, то следует признать, что этот человек и является убийцей! Но ведь это элементарно, Адсон!

Почему эта фраза всплыла у нее в голове. И кто такой этот самый Адсон? Впрочем, сейчас это не так уж важно, хотя разве она могла сказать, что важно, а что нет, если ничего не помнила?

А вдруг это просто совпадение, нелепое совпадение, которые так часто бывают в жизни? Но что она могла сказать о своей жизни… Ровным счетом ничего! Она проснулась здесь с ножом в руке – а остальное как отрезали…

А несчастную, что лежала в комнате рядом, зарезали. Да, ее зарезали, но этим ли ножом?

Она решила, что это надо выяснить. Потому что это могло быть совпадение. Или недоразумение. Или, что ужаснее, чей-то злой умысел.

Злой умысел… Но кто желал ей подобного? Если бы она помнила… Да, если бы она помнила…

Впрочем, не только ей. Несчастной блондинке, которая лежала в соседнем помещении, не повезло в гораздо большей степени, чем ей самой. Потому что она была жива, а та – мертва. Мертва…

Точнее, убита. Но кем? Неужели… неужели ею самой?

А что бы она подумала, если бы нашла зарезанную особу, а в другой комнате – еще одну, сжимающую в руке нож, при помощи которого было совершено преступление?

Откуда она могла знать, что бы подумала в такой ситуации? Потому что не помнила, чтобы до этого оказывалась в подобных обстоятельствах. Впрочем, она вообще ничего не помнила!

Поэтому предстояло провести следственный эксперимент. Или как это там называется… Странно, такие вещи она тоже помнила, но почему-то не могла сказать, как ее зовут. Разве такое может быть?

Может! Иначе бы она не находилась в этом странном и страшном месте в данный момент.

Она вернулась в помещение с телом. Опустилась около него на колени. Отметила при этом, что на ней какой-то странный наряд. И вообще все было крайне странно.

Ей показалось, что поблизости донеслись осторожные шаги. Она на мгновение замерла, прислушалась. Нет, именно что показалось. Она была здесь одна – не считая, конечно же, тела убитой блондинки.

Она поднесла нож к одной из ран на животе несчастной, пытаясь сравнить, оставлена ли эта рана именно этим ножом. Однако она ведь не эксперт! Но ей требовалась правда!

А если правда заключается в том, что она – убийца? Только зачем ей убивать эту блондинку? Вот именно – незачем! Она ее никогда в глаза-то не видела.

Точно не видела? Она ведь не помнит ни своего имени, ни людей, которых когда-то знала. Как она тогда может столь безапелляционно утверждать, что не знает этой блондинки?

Точнее, не знала, ибо несчастная мертва.

Она подносила лезвие ножа то к одной ране, то к другой. Нет, это глупое занятие, эксперты ведь это не так делают, а как-то по-другому. Только вот как?

Это навело ее на мысль о том, что надо обратиться к этим самым экспертам. Но к кому обращаются, если находят мертвое, испещренное глубокими ранами тело?

В полицию… Это всплыло из глубин ее подсознания само по себе. Да, именно в полицию! Хорошо бы, если и прочие воспоминания столь же легко вернулись к ней. Хотя она где-то читала, что они возвращаются не тогда, когда ты пытаешься искусственно заставить их вернуться, а спонтанно, в самый неожиданный момент…

Когда-то читала? Или, быть может, слышала в какой-то программе? Да нет же, это говорил ей этот тип в белом халате…

Тип в белом халате… В голове что-то в буквальном смысле зашевелилось, казалось, еще одно крошечное усилие – и она все вспомнит. Но нет, она ничего не вспомнила!

Зато нож выскользнул у нее из руки и упал на тело несчастной. Она инстинктивно схватила его – и в этот момент услышала чье-то судорожное сопение. Она подняла взгляд – и заметила стоявшее в дверном проходе чудовище. Оно было невысокое, все черное, прокрытое иголками и тяжело дышавшее.

Она закричала, отпрянула в сторону и выкинула вперед руку с зажатым в ней ножом, Чудовищ, как учили ее всю жизнь, не бывает. Однако все это оказалось ерундой, они существуют! И теперь все было ясно, совершенно ясно. Блондинку убило это чудовище, и теперь оно вернулось, чтобы лишить жизни и ее саму!

Но чудовище внезапно вдруг заверещало, вернее, заголосило, но как-то не так, как надлежит голосить чудовищу, а тоненьким дурашливым голоском, по-бабьи, истерично.

И она поняла, что никакое это не чудовище, вымазанное сажей и усеянное иголками, а человек, кажется женщина, завернутая то ли в тулуп, то ли в ватник, покрытый остатками меха или, кажется, свалявшимися, походящими на иголки клочками серо-желтой ваты.