Девять с половиной идей - Антон Леонтьев Страница 14

Крупная и красивая женщина, всегда уверенная в себе, немного грубая и вечно в отсутствие отца курящая сигареты, говорила дочери:

– Каждый сам выбирает свою судьбу, запомни это, Инна. И каждый несет за нее ответственность. Отец сделал свой выбор, ведь мы не можем спускать буржуям все то, что они творят в странах Азии.

Она не то чтобы была ярой коммунисткой, но мощь державы, огромные субмарины с ядерными боеголовками ей, как и всякому другому, внушали гордость за Родину.

Однако у Инны никогда не было с ней теплых отношений. Да, Инна делилась с ней некоторыми тайнами своей жизни и собственными переживаниями, но на самом деле она была дочкой своего отца.

Когда тот, не так уж часто, иногда всего два-три раза в год, появлялся дома, Инна светилась от счастья, а отец, бывало, говорил двум сыновьям, что дочка растет настоящим солдатом.

Однако после одного-двух дней его пребывания дома родители уезжали из военного городка куда-то на другой конец страны, к Черному морю, чтобы вместе провести неделю или две, которые выпадали до следующего рейда. И Инна оставалась одна.

Но именно подобные мимолетные встречи с отцом приносили ей счастье. Все то время, пока он отсутствовал, Инна не отставала от своих братьев и других мальчишек – детей военнослужащих. Вместе со всеми она занималась спортом, училась стрелять, а на занятиях по политпросвещению лекторы пытались доказать им, что западная, в частности, американская, система порочна, что США загнивают и что СССР всего через два-три года догонит, а потом и перегонит Америку.

Несмотря на то, что в задачи подводников входило охранять рубежи Родины, некоторые из них, разумеется, не громогласно, выражали свое мнение насчет такого прочищения мозгов. Однажды Инна была свидетелем разговора между двумя офицерами, точнее, один рассказал другому анекдот.

– Слышал последнюю хохму? – спросил один другого. – Брежнев встает на заседании Политбюро и говорит: «Товарищи (тут офицер стал копировать сбивчивую и немного шамкающую речь Генерального секретаря)… Товарищи! Америка стоит на самом краю экономической пропасти, поэтому задача этой пятилетки – догнать ее и перегнать!»

Странно, но другой офицер не выразил протеста, а только рассмеялся.

Спустя несколько лет Инна поняла, что не все так хорошо и гладко в жизни, как это представляли лекторы на занятиях по политпросвещению. Когда она выбиралась в большой портовый город, расположенный недалеко от их военного городка, то там видела, что единственное, к чему стремились практически все жители, – это каким-либо образом провезти из Японии контрабанду, будь то сигареты, поношенная, но продаваемая по жутко высокой цене одежда и иногда автомобили. Причем промышляли этим в основном не обычные люди, а те, кто имел власть и был облечен большими полномочиями, – чиновники, таможенники, представители партии, посещавшие Страну восходящего солнца.

Как-то Инна задала каверзный вопрос очередному лектору, полноватому усатому человеку, который часа полтора до этого вещал, что НАТО спит и видит, как атаковать рубежи нашей социалистической родины, что в Японии и Франции безработица по двадцать процентов, множество нищих, засилье капитала, а в СССР нет ни одного безработного, все свободны, сыты и счастливы.

– Есть вопросы? – спросил он, вытирая свою лысину большим клетчатым платком.

– Есть, – сказала Инна, даже не поднимаясь с места. В то время ей было одиннадцать лет. – Товарищ лектор, скажите, почему, если у нас все есть, люди в городе пытаются всеми возможными путями что-то провезти из-за границы? Но если там все загнивает и разрушается, то везти оттуда нечего. А ведь правда, и джинсы там лучше делают, и автомобили…

Лектор не ответил, замяв вопрос, начав опять нудно распространяться насчет того, что наша страна богата и буржуазные государства не выдерживают с ней сравнения.

Однако он сделал какую-то пометку в своем блокноте, и на следующий день маму Инны вызвали в школу. Так как школа располагалась на территории военного городка и все прекрасно знали друг друга, то директор, приятель отца и матери, не предпринял никаких мер против Инны.

– Ты знаешь, – обратился он к матери Инны, – что твоя дочка вчера ввергла в шок лектора из Москвы? Он мне так и сказал, что мы в бастионе советских подводников растим новый диссидентствующий элемент. И потребовал принять меры. Но когда я ему прозрачно намекнул, что он и сам нечист на руку, например, скупил у нас на базаре пар сорок колготок, джинсы, огромное количество банок кофе, то он замолк. Однако все-таки я бы предостерег на твоем месте дочь так открыто выражать подобные мысли, ее отцу это когда-нибудь могут припомнить, недоброжелатели есть у каждого, поэтому поговори с ней.

Мама поговорила с ней в тот же день, однако совсем не так, как ожидала Инна.

– Знаешь, дочка, – сказала она, закуривая очередную сигарету и пуская в потолок дым, – ты задала тогда вполне закономерный вопрос. Но ответить на него не может никто. Поэтому лучше не высовываться, у нас таких не любят, особенно здесь, в армии. Хорошо, что ты не слепая, как большинство людей, но учти, что есть тут паршивцы, которые при желании могут отыграться на твоем отце, запомни это. И главное, как я тебе говорила не раз, если ты выбрала свой путь, то иди по нему без оглядки.

Инна запомнила слова матери, поэтому больше не пыталась что-то спросить или возразить на очередной лекции. Она просто не ходила на них, что, разумеется, также учитывалось, записывалось в какие-то секретные папки и потом складировалось в архивах соответствующих служб.

Ее старший брат, Анатолий, пошел по стопам отца, но выбрал не морской флот, а службу в сухопутных войсках. Мама, получавшая от него письма, перечитывала их по нескольку раз в день, однако, когда она была на людях, относилась ко всему со своей вечной саркастической улыбкой и как бы полушутя.

Младший брат, Алексей, был Инне ближе, разница между ними составляла всего год.

И вот пришло время, ранняя весна того злопамятного года, когда отец ушел в очередное плавание. Как потом вспоминала Инна, никто из домашних не испытал какого-то страха, ни у кого не было предчувствия, что они видят его в последний раз.

Хотя именно в день начала похода к матери прибежала ее лучшая подруга Юля и, заливаясь слезами, сказала, что не хочет отпускать в плавание своего мужа, который служил на той же подводной лодке старшим помощником.

– Ну что ты ревешь? – говорила мать, успокаивая ее. – Вот лучшее средство от стрессов, – и она достала свою фирменную настойку на кедровых орехах. – На, успокойся, не последний же раз провожаешь бойца.

– Наденька, не могу я, – причитала тетя Юля, впрочем, она, как отметила Инна, всегда отличалась склонностью к истерикам. – Такое чувство, что больше его не увижу.

– Что за глупости, – отрубила мама, – сколько раз уходили наши в океан и всегда возвращались. А ты такую истерику устроила. Как же твой пойдет, о чем будет думать все месяцы? Юлька, Юлька! Хотя бы постыдилась, надо было ублажать мужа по ночам, а ты наверняка все ночи в подушку проревела.