Фреска судьбы - Антон Грановский Страница 14

— А как же совесть и ответственность перед потомками? — поинтересовалась Марго.

— Совесть? — Белкин улыбнулся. — Наш монах — человек верующий, и совесть диктует ему изменить строчки, которые он считает крамольными или неточными, в пользу собственных религиозных убеждений.

— И что, в истории много таких примеров?

— Да сколько угодно! — пьяно улыбнулся Белкин.

— А как же религиозные тексты? В них тоже есть ошибки? — усомнилась Марго.

— А как же! Вот вы, например, знаете, что до девятнадцатого века ветхозаветный пророк Моисей изображался в Библиях рогатым? «И егда схожаше Моисей с горы — рогато бе лицо его»! — процитировал Белкин, подняв палец.

— И кто же посмел наставить благородному старцу рога? — поинтересовалась Марго.

— Рога ему наставили первые переводчики Ветхого Завета, — ответил Белкин. — В арамейском тексте слово «керен» означает и «луч» и «рог» одновременно. Вот они и перевели вместо «лучистого лица» — «рогатое лицо». С греческого варианта Ветхого Завета делались переводы на другие языки, в том числе на итальянский и русский. Так Моисей обзавелся симпатичными рожками и носил их несколько столетий, пока в девятнадцатом веке ученые не сверили заново текст и не лишили старца этой сомнительной привилегии.

— Одна маленькая ошибка, и какие последствия, — задумчиво проговорила Марго.

— Именно! А вы говорите «история»! — Белкин развязно усмехнулся. — История — дама чопорная. Она блюдет себя, как старая дева, и не спешит показывать свои морщинистые прелести первому встречному.

Отец Андрей и Марго переглянулись.

— Про морщинистые прелести — это вы здорово, — похвалила Марго. — Но как же тогда разобраться, где правда, а где выдумка?

Белкин вытянул указательный палец и ткнул им себя в висок.

— Только так и никак иначе, — сказал он.

— Застрелиться, что ли? — удивленно вскинула брови Марго.

Белкин засмеялся:

— Ну почему же сразу застрелиться? Я совсем не это имел в виду. Просто, встречаясь с проблемой, нужно всегда обращаться за помощью к здравому смыслу.

Историк подцепил вилкой кусок рыбы и сунул его в рот.

— Для того чтобы посягнуть на общепринятую истину, нужна смелость, — изрек он, усердно работая челюстями. — И эта смелость была у профессора Тихомирова. Он не боялся осуждения со стороны академического сообщества.

— А что, академическое сообщество может здорово попортить ученому кровь?

— А как же! В сущности, наука — это та же религия. Адепты ортодоксальной науки не терпят ересей и готовы сжечь на костре любого, кто посягнет на «незыблемые» истины. В свое время инквизиторы так же поступали с еретиками. Конечно, я выражаюсь фигурально. Слава богу, в наше время никто никого не сжигает. Но лишиться уважения коллег, а вместе с ним и профессорской кафедры можно запросто.

Марго ткнула под столом отца Андрея ногой.

Отец Андрей тут же прямо спросил:

— Владимир Иванович, о чем была последняя книга Тихомирова?

Белкин печально усмехнулся:

— Дорого бы я дал за то, чтобы суметь ответить на этот вопрос. Но увы… Наши пути разошлись полтора года назад, когда я на заседании кафедры поддержал противников Тихомирова. С тех пор он даже руки мне не подавал.

Белкин горестно вздохнул и снова взялся за бутылку. Марго посмотрела, как он наливает, перевела взгляд на его раскрасневшееся лицо и вдруг сказала:

— Владимир Иванович, знаете, о чем я подумала? А что, если переводчики не ошиблись? Что, если лицо Моисея и правда обросло ужасными рогами? Или вернее — наростами, как после ожогов. Ведь Бог явился к нему в виде горящего куста?

Белкин поставил бутылку и удивленно посмотрел на Марго.

— Очень мудрая мысль, — сказал он. — Свет истины способен испепелить и самого сильного духом человека. «Бога скрывают семьдесят тысяч покровов света и тьмы. И если поднять эти покровы, даже я буду истреблен!»

Звонок в дверь заставил Марго вздрогнуть.

Белкин нахмурил брови и положил ей руку на ладонь.

— Не беспокойтесь, — мягко произнес он, глядя на журналистку красноватыми, блестящими от выпитого глазами. — Это, наверно, кто-нибудь из соседей. Они постоянно заходят ко мне за солью или сахаром. А взамен поливают цветы, когда меня нет дома.

— Почему именно к вам?

— Потому что я чудовищно запаслив.

Белкин добродушно засмеялся, затем поднялся из-за стола и, все еще посмеиваясь, направился в прихожую.

— По-моему, мы зря сюда притащились, — недовольно произнесла Марго, когда он вышел из кухни. — Только время впустую потратили.

— Вечер еще не закончен, — возразил отец Андрей. — Посмотрим, что будет дальше.

Скрипнула дверь, вслед за тем из прихожей послышались приглушенные голоса. Марго напрягла слух и услышала следующий милый диалог.

— Ну что ты на меня злишься, душа моя? — тихо пробубнил Белкин.

— Опять навел в дом алкашей? — ответил ему сварливый женский голос.

— Ну зачем ты так? Ко мне зашли старые друзья. Они вполне приличные люди.

— Приличные? А пьют за свои наличные?

— Как тебе не стыдно!

— Ты лучше тень свою постыди за то, что слишком черная. Ладно. На, держи. Чего смотришь, как волк на пучок редиски? Это тебе! С почты сегодня принесли. Все, мне пора. Развлекайтесь!

— Может, посидишь с нами, душа моя?

— Вот еще!

Дверь захлопнулась. В коридоре послышались шаркающие шаги Белкина, а вскоре и сам он появился на пороге.

— Соседка заходила, — сообщил историк смущенным голосом. — Вручила мне бандероль. Вот, полюбуйтесь — без обратного адреса. Принесли сегодня днем, пока я отсутствовал.

Белкин положил сверток на стол и, не зная, что предпринять, растерянно на него уставился.

— Может, вы посмотрите, что там? — подсказала Марго, сгорая от любопытства.

— Что? Ах да, конечно!

Белкин схватил сверток и попытался разорвать коричневую оберточную бумагу, однако толстые, неуклюжие пальцы профессора отказывались производить столь сложную манипуляцию.

— Дайте сюда, — сказала Марго.

Она в два счета справилась с оберточной бумагой и извлекла на свет божий толстую книгу в коричневом переплете.

— Что это? — пробормотал, щуря близорукие глаза, Белкин.

— Книга. «Словарь астронома». — Марго быстро пролистала страницы, затем посмотрела на форзац и сказала: — Здесь надпись. В стихах.

— Надпись? — недоуменно проговорил Белкин. — Будьте добры, прочтите вслух.

— Я не мастер читать стихи. Но раз вы просите — слушайте: