Пропавшая дочь - Адам Нэвилл Страница 15

Ощерившееся лицо дернулось. Над глазом возникла маленькая черная дырочка, и в следующее мгновение затылок седой головы брызгами разлетелся по захламленной комнате, будто пригоршню гальки швырнули в лиственный куст.

Отец опустил пистолет и удалился.

Боулз сидел спиной к унитазу и прижимал к лицу грязное полотенце.

Боже милостивый. Охваченный смесью гнева, адреналина, эндорфинов радости и безрассудного желания уничтожить любого, кто встанет у него на пути, он только что убил человека. Действовал, как давно и безнадежно потерявшая управление машина. Иногда на выстрелы приезжали патрульные. Этот дом находился не в городском центре, где насилие стало привычным делом, но были ли праведные соседи знакомы со звуком пистолетного выстрела? Отец задавал себе все эти вопросы, осознавая, что теряет драгоценные секунды. Пистолет издал короткий сухой хлопок, который вряд ли был на слух чем-то страшным.

Он посмотрел на следующую лестницу, ведущую на переоборудованный чердак. Наверху виднелась закрытая белая дверь. За ней раздались удаляющийся топот и негромкие голоса. Но кто бы там ни был, звуки вскоре затихли, будто люди поняли, что он услышал их. Отец вспомнил, что видел этот чердак с улицы.

– Кто там? – спросил он у Боулза. – Там, наверху?

Боулз молчал.

У его ног Отец увидел, чем тот его ударил: полированная ручка кия для снукера, отвинченная для боя в замкнутом пространстве.

Боулз посмотрел на Отца из-за полотенца одним прищуренным глазом.

– Чего ты хочешь?

Отцу пришлось проглотить комок в горле, мешавший говорить. Он по-прежнему был настолько глубоко озадачен своими действиями, что ему пришлось усиленно вспоминать, зачем он пришел в это место.

– Мне нужна информация. – Здоровой рукой он открыл рюкзак. Двумя дрожащими пальцами нашел фотографию дочери. Подошел и положил ее на пол ванной, отступил назад, затем направил пистолет на здоровяка.

Вдруг где-то наверху скрипнули пружины кровати, будто кто-то забрался на матрас, и Отец снова оглянулся через плечо на дверь чердака. Испытывая любопытство, перевел луч фонарика на дверь и увидел навесной замок, затем снова посмотрел на фигуру, сидящую на полу ванной.

– Что я найду там?

– Ничего.

– Правда? – Отцу снова захотелось выстрелить, пока не приехала полиция, чтобы Боулзу никогда уже не сошло с рук то, что он делал в этом доме и других местах. – Фотография. Взгляни на нее. – Отец посветил фонариком на снимок. – Наклонись и посмотри.

Боулз подчинился, затем откинулся назад.

– Я не похищал ее.

– Тогда кто?

Он покачал головой.

– Дай мне подсказку, или эта штука снова выстрелит. – Отец помахал пистолетом в воздухе.

– Если я тебе все расскажу, ты меня убьешь.

– Твой дружок мертв. Я не хочу больше убивать, но мне придется. Фотография.

Боулз заерзал.

– Тебе нужно спросить про нее у Рори.

– Кто такой Рори?

– Он живет у набережной. Он говорил мне, что знает, кто это сделал.

Выглядывающий из-за полотенца глаз закрылся, из него выступили новые слезы. Отец внимательно посмотрел на лицо Боулза.

– Фамилия? Адрес?

– Форрестер. Живет в одном из старых отелей. В «Коммодоре». Но тебе к нему не подобраться, потому что он связан с «Королями».

Боулз ухмыльнулся, будто гордился даже незначительной ассоциацией с бандой. «Короли». Он имел в виду организованную преступную группировку, заправлявшую в этом районе. Как и все другие банды, она занималась наркотиками, богатыми беженцами, проститутками, мясом и лекарствами. В основном вещами, которые больше не производились в стране и не экспортировались из других и в чем почти все люди сильно нуждались. «Короли». Название показалось ему знакомым. Да, в Бристоле они совершили множество убийств.

– «Короли»? Опять эти тупые уроды? Сколько тупых уродов живет в этом городе? Если б я знал, сколько тупых уродов здесь живет, то никогда не приехал бы сюда.

– Лучше тебе не знать. – Прищуренный глаз Боулза посмотрел на висящую на стене картину. На его пухлом лице появилось нечто похожее на гордость.

Отец достал наручники.

– Надевай. Сейчас ты отведешь меня к Рори.

– Ни за что.

– Тебе же будет лучше.

Наверху кто-то снова зашевелился. Боулз поднял глаза, не в силах скрыть обеспокоенность. Затем посмотрел на Отца и открыл рот, будто чтобы объяснить что-то. Но тот покачал головой.

– Наручники.

Боулз послушно надел их на свои рыхлые запястья, хотя сделал так, чтобы они держались как можно свободнее.

– Делай туже.

Отец услышал щелчки затягивающего механизма. И лишь когда сталь врезалась в плоть, Отец опустил пистолет.

– Та дверь на чердак, где ключи от замка?

Боулз громко сглотнул.

– Их привел Найдж… В любом случае им здесь нравится. Местный совет говорит, что мы должны принимать беженцев, типа, если у нас есть лишние комнаты.

Когда здоровяк договорил последнюю фразу, голос у него упал почти до шепота. Чем больше он видел глаза Отца в прорези балаклавы, тем сильнее теряли правдивость его слова о запертом чердаке.

Отец прислушался, не звучат ли сирены. Но все было тихо.

– Ключи.

– Пожалуйста, мистер, не надо, – едва не плача, произнес Боулз.

Я – самозванец. Уставший, очень уставший отец. Кретин с газовым баллончиком и пистолетом. Глупец в стране чудовищ, который взялся за оружие и превратился в клоуна.

Он лежал на кровати, а натруженные мышцы ног пульсировали болью. Исходившая от раскаленной, пыльной земли жара пыталась проникнуть сквозь сталь, стекло и кирпичи отеля.

Пистолет лежал на кровати возле колена, как бы намекая о его будущем – годах, которые ему, вероятно, предстоит провести в душной тюрьме. Не выдержав вида пистолета, Отец из последних сил убрал его в рюкзак, который сдвинул ногой в изножье матраса.

Вернувшись в номер, он тут же подчинился желанию своего тела лечь и более внимательно оценить причиненный ему ущерб. Жгучий утренний свет явил ему порванные брюки, в кровь разбитые в потасовке колени и покрытые порезами и царапинами предплечья. Пульсирующая боль в плече продолжала отдаваться в левой руке и по всей спине.

По крайней мере, эта странная пассивность вытеснила из головы беспокойные мысли, мучившие его с самого раннего утра. Обрывочные воспоминания о тех напряженных яростных секундах в темноте стали утихать, а затем рассеялись, словно уставшая, но некогда бесновавшаяся толпа, сменившись необычным спокойствием. Несмотря на расслабленность, он ощущал в теле тяжесть. Чувствовал себя раздавленным, обессиленным. Он больше не был человеком, способным устроить такой разнос. Тот электрический ток, который бушевал у него в нервных окончаниях и крови, будто ушел в землю. Сидевшая у него внутри взбешенная обезьяна улизнула то ли от стыда, то ли от потрясения. Вернулась в темноту, оставив после себя хрупкую, трепещущую душу. Сколько раз этой визжащей твари придется появиться, чтобы в конце концов испепелить его?