Пропавшая дочь - Адам Нэвилл Страница 16

Присосавшись к горлышку бутылки с уэльским ромом, он закрыл глаза и стал молиться, чтобы все это кончилось, чтобы он уже нашел свою дочь или распрощался с ней. Ее фотография лежала на подушке возле его головы. Отец понимал, что зашел слишком далеко.

Он все ждал, когда дверь распахнется. Но, несмотря на то что утром он застрелил двух человек, полиция так и не пришла за ним. Он ожидал их быстрого появления, которому предшествовали бы далекие, но усиливающиеся звуки сирен. Древняя песнь, будоражащая укоренившиеся в крови воспоминания и призывающая преступников драться или бежать. Но кто знает, какие дела теперь вообще будут расследоваться? И в эти тягучие, жаркие часы за закрытыми шторами Отец понял, что у него полно времени, чтобы обдумать свое отступление.

Вскоре после убийства из задней двери дома, соседствующего с темным логовом Боулза, появился мужчина, на котором не было ничего, кроме джинсов. Он направил фонарик на Отца, напоминавшего своей широкополой шляпой уголовника с помойки. Осветил мокрое и бледное лицо человека, который был в ужасе от только что совершенных им страшных, необратимых действий. Застрелив Боулза, Отец сразу же сорвал с себя балаклаву, и его вырвало на кухне. Невольный палач, неспособный сделать то, что просит от него мир, он заблевал полупереваренным тофу болоньезе и своими ДНК все место преступления. Второе убийство лишило его способности нормально мыслить и шокировало до глубины души. Он переродился в человека, которому не место среди добропорядочных людей, таких привычных и безопасных.

Как только появился сосед, Отец тут же бросился к заднему забору. Промчался по кривым тротуарным плиткам на шатких, полуватных ногах. Колени превратились в скрипящие дверные петли, в голове метались образы и звуки: окровавленная плоть, бледные лица, громкие голоса и пистолетные выстрелы.

Сосед Боулза, тоже являвшийся отцом, который вопреки всем невзгодам привел своих детей в мир, страдающий от жары и наводнений, быстро ретировался через заднюю дверь дома. Страх и отвращение от увиденного за забором сада лишили его дара речи. Блюющий, спотыкающийся киллер в широкополой шляпе, спешащий пролезть сквозь гнилые доски в заборе, словно напуганное животное, попавшее в загон.

То, что он стал для другого отца причиной новых страхов, ранило его сердце. Лежа в номере отеля, он испытывал из-за этого ужасный стыд. Даже те необратимые кровавые деяния, которые он совершил в темном педофильском гнезде, не тревожили его так сильно. Отец уже предположил, что случившееся в доме великана в конечном счете могло бы превратиться в его постоянную, но терпимую боль, если б семье соседей не пришлось жить в вечном ожидании очередного ночного убийцы.

Прошло несколько часов, он то и дело просыпался от жары, мучимый раскаянием и горем, на мокрых от пота простынях. Отпивал из пластиковой бутылки теплую воду и морщился. Даже глотки́ отзывались болью в плече. Не будь он таким худым, мышцы и жир смягчили бы удар великанской дубины. Как бы то ни было, снукерный кий срикошетил от кости, отчего Отец чувствовал себя разбитым вдребезги. Посланник божьей кары, отличившийся неловкостью и хилостью во время своих визитов в дома людей, разрушавших детство.

В полуденном серебристо-желтом свете, проникавшем сквозь единственное окно, он наблюдал, как синяк на плече расцветает, словно грязный цветок. На спине выросла тычинка цвета индиго, с черными и зелеными прожилками, похожая на яркую японскую татуировку. Над ключицей распустились пестик и лепестки, алые, как у розы. Рука почти не шевелилась. Кожа от локтя до кончиков пальцев потеряла чувствительность, а под ней словно просвечивала магма раскаленной боли, грозящая вырваться наружу, стоит ему только пошевелить рукой. Отец представил себе рентгеновский снимок, который не мог сделать, поскольку ему нельзя было рисковать: расщепленная плечевая кость, гребень лопатки, раздробленный в пыль, кожаный пузырь с горячей водой, кишащей розовыми медузами. Но, по крайней мере, это левая рука.

Отделение интенсивной терапии представлялось в его воображении ослепительно-белым зданием, заполненным людьми под капельницами, еле шевелящимися и напоминающими высохших мотыльков. Он видел это по телевизору. Даже если бы его осмотрела медсестра – среди лиц, страдающих почечной недостаточностью и переживших тепловой удар – без физиотерапии его плечу потребовались бы месяцы реабилитации.

Отец представил, как остатки его средств уйдут на частных врачей или на бесконечное ожидание в медицинских центрах, управляемых неправительственными организациями. Он уже предчувствовал равнодушие медицинских работников, медсестер, санитаров и вахтеров, подергивающихся от амфетамина, который помогает им бодрствовать. Давно утративших чувствительность к смерти и мукам, которые жара причиняет людям, уже страдающим от беспорядков, травм, клановых убийств, бедности, дефицита, ярости, унижения и недоверия. Этот водоворот усиливался с каждой бурей, накатывающей с моря на Великобританию. С его работой к врачам была дорога заказана. Если он попадет в это болото, то завязнет.

Отец проглотил две обезболивающие таблетки. Осталось всего восемь. Они хорошо справлялись с головной болью, но в случае со сломанными костями были бесполезными. Он запил их из полпинтовой бутылки рома. Вернул бутылку на прикроватную тумбочку, нашел свой телефон, набрал последний номер, которым пользовалась Скарлетт Йоханссон, и стал ждать. Прошло некоторое время.

– Что случилось? – Ее голос прозвучал у него в ухе так отчетливо, что он не удивился бы, если б оказалось, что она стоит возле его кровати.

От одного звука голоса, в котором он услышал понимание, сочувствие и участливость, у него перехватило дыхание. Женщина, посылавшая его пытать сексуальных преступников, была сейчас его единственной собеседницей. Женщина, произносившая слова, как бизнесвумен, не терпящая пустой болтовни. От близости к ней в груди у него родился всхлип, похожий на большой газовый пузырь.

– С тобой все в порядке?

Этот скорбный звук, вырвавшийся из него, заставил его вспыхнуть от стыда. Он с трудом сглотнул, чтобы унять дрожь голосовых связок.

– Прости.

– Где ты?

– У себя в номере.

– Ты ранен?

– Плечо.

– Что случилось?

– Кое-что пошло не так. – Он выдохнул, пытаясь избавиться от горечи. – Полиция будет меня искать.

Какое-то время Скарлетт молчала. Сквозь чистый эфир он пытался расслышать ее мысли. Наконец она произнесла:

– Тебе нужен врач?

– Не уверен. Возможно, сломана кость. Плечо. Подожду до вечера, посмотрю, смогу ли двигать рукой.

– В плече находится множество нервов. Одно из самых болезненных мест. Давай начнем с самого начала.

Отец так и сделал, он был вынужден вспомнить и рассказать, что обнаружил на чердаке. Два тощих тела с немытыми лицами съежились под мятым одеялом, взъерошенные волосы вспыхнули в свете фонарика. Широко раскрытые болезненные глаза, юные хозяева которых давно томились под этой крышей, недоверчиво моргали. Мальчики, запертые в этой вечной сырости и мучимые невероятной жарой. Чердак был клеткой с треугольной крышей, в которой стояла вонь немытой плоти, мочи, нашатырного спирта и испарений мусорных баков.