Чувство льда - Александра Маринина Страница 16

Тамара родилась в 1918 году в далеком глухом сибирском селе,в семье учителя, сосланного за революционную деятельность еще в 1910 году. Онабыла младшей в многодетной семье и нищеты, голода, холода и неустроенностихлебнула сполна. Ссыльных в селе было много, все они тесно общались междусобой, поддерживали друг друга, а после революции стали в той местности оплотомсоветской власти. Самым близким другом отца Тамары был Арсений Яковлевич Шубин,до ссылки игравший на сцене питерской Александринки и даже в Сибири неоставивший любимого занятия. До революции он дважды в год – к Рождеству и Пасхе– ставил с детьми и подростками сценки и маленькие спектакли на религиозныетемы (глубоко верующие местные жители ни за что не позволили бы своим детямучаствовать в богопротивных затеях), придумывал декорации, помогал шитькостюмы. После революции идеологическая политика изменилась, и АрсенийЯковлевич принялся создавать местный самодеятельный театр и даже вместе с отцомТамары сочинял пьесы соответствующего содержания, например, о том, как плохожилось батракам при царизме и как хорошо им стало при новой власти. МаленькаяТамара была «при театре» практически с самого рождения и заболела желаниемстать артисткой даже раньше, чем первой в своей жизни ангиной.

Первые уроки актерского мастерства она получала все у тогоже Арсения Яковлевича, который постоянно подбадривал ее и говорил:

– Ты очень способная девочка, у тебя есть талант, нонужно очень много работать, чтобы его развить. Ни в коем случае нельзялениться, тебе поможет только труд, труд и еще раз труд.

И она трудилась. Училась говорить правильно, чисто, четкоартикулируя все звуки. Училась двигаться, танцевать, падать, прыгать. Изучалапод руководством матери нотную грамоту, играла на привезенном Шубиным из городаи установленном в избе-читальне стареньком разбитом пианино. И каждую свободнуюминуту проводила все в той же читальне, где, собственно, и обретался театр,пока не построили новый клуб: училась шить костюмы, помогала делать декорации,сидела в уголке во время репетиций, если сама не была занята в сцене.

Арсений Яковлевич часто ездил в столицу и, когда Тамаразакончила школу, сказал:

– Тебе надо ехать в Москву, к одному хорошему человеку,я ему о тебе рассказывал. Он поможет.

– Я боюсь одна-то, – робко возразила Тамара,которой, конечно же, больше всего на свете хотелось именно в Москву. Москва –столица нашей Родины, там самые лучшие театры, самые знаменитые артисты, и тамдаже снимают кино… То самое, про путевку в жизнь и веселых ребят.

– Ну зачем же одна, – улыбнулся Шубин, – я стобой поеду, отвезу тебя, познакомлю, представлю, так сказать. Ты должна бытьна сцене, у тебя для этого есть все данные.

И они действительно поехали. Шубин привел ее в театральнуюмастерскую к своему давнему другу, который прослушал красивую девушку,посмотрел, как она танцует, смешно подергал длинным вислым носом и вынес свойвердикт:

– Очень сыро, но, бесспорно, с огромными задатками. Ифактура хорошая. Будем работать.

Шел 1936 год. Тамара много и старательно занималась, игралав студенческих спектаклях, снялась в двух крошечных эпизодиках у известногокинорежиссера, а в 1939 году познакомилась с Григорием Филановским, которыйпоспособствовал тому, чтобы ее приняли в труппу того театра, в котором работалон сам. В 1940 году они поженились. Тамаре было двадцать два года, ее мужу –тридцать четыре. Она еще не была звездой, она даже еще не играла главных ролей,но ей тогда казалось, что сбылись абсолютно все мечты, даже самые смелые. Надотолько быть очень аккуратной, очень осторожной, очень осмотрительной, потомучто приходят по ночам, громко стучат в дверь и уводят навсегда. Надо вести себяправильно, чтобы никому и в голову не пришло сказать о тебе худое слово илипожелать тебе зла. В свои двадцать два года Тамара понимала это очень хорошо.

Она всегда любила свою большую семью, в отпуск ездила не накурорт, хотя такая возможность была, а в Сибирь, домой, привозила подарки игостинцы, с удовольствием возилась с племянниками и племянницами – деткамистарших братьев и сестер, проводила много времени с состарившимися родителями.Потом, уже после войны, когда пришла настоящая известность, а вместе с ней идостаток, и возможности, всегда помогала родным и деньгами, и делом. Рользаботливой помощницы и доброй покровительницы была для Тамары Леонидовныпривычной, естественной, потому и сейчас, будучи примой одного из ведущихмосковских театров, она продолжала играть эту роль, частично в целях укреплениясобственной репутации, но частично и для души.

Где же при такой жизни взять время для семьи и детей? Таксчастливо сложилось, что время, отданное работе, оказалось и временем,посвященным мужу, так что супружескую жизнь четы Филановских можно было счестьвполне гармоничной, но вот с дочерьми ситуация сложилась совсем другая. ДевочекТамара Леонидовна видела мало и даже не каждый день. Они вставали утром и шли вшколу, когда мать еще спала, они возвращались домой, обедали и делали уроки,когда мамы уже не было, а когда Тамара Леонидовна возвращалась, Люба и Надякрепко спали. Взбудораженная после спектакля или съемочного дня, Тамара позднозасыпала и поздно вставала. А экспедиции, когда приходилось уезжать из Москвына съемки на два-три месяца! А гастроли! Тамара попросила старшую сестру,потерявшую на войне мужа и оставшуюся одинокой, приехать помочь с девочками.Сестра приехала, жила у Филановских, водила маленькую Надюшку в детский садик,готовила еду, следила, чтобы дети были сыты, тепло одеты, делали уроки ивовремя ложились спать. Когда Наденька пошла в восьмой класс, а Люба ужеучилась в институте, сестра Тамары вернулась в Сибирь: в присмотре, по общемумнению, девочки больше не нуждались, они стали вполне самостоятельными, да ижить в одной комнате им стало трудно, так что и места для тетушки больше нет.

Дочерей Тамара Леонидовна любила, но без самозабвения.Выражалось это в том, что она всегда хотела для них счастья, хотела, чтобы уних было все и притом самое лучшее, хотела, чтобы они учились на «отлично»,были здоровенькими, умненькими, красиво одетыми и благополучными, и готова быладелать для этого все, что нужно. Однако они были ей не интересны. Да, вот такстранно вышло. Они не были ей по-человечески интересны, она никогда не знала,какие книги они читают в каждый данный момент, понравилось ли им и что они изэтой книги вынесли, какие фильмы они смотрят и какое впечатление эти фильмы наних производят. Она не знала, с кем дружат ее девочки, из-за чего ссорятся с подружкамии как выходят из конфликтных ситуаций; она не знала, что им снится и плачут лиони во сне. В общем, она их любила, но ничего о них не знала. Как знать,возможно, это было продолжением той самой позиции поддержания искусственноймолодости: если ты молода, то дети у тебя маленькие, а коль они маленькие, тоони еще не личности и интересного в них ничего нет.

А может быть, дело было в другом…

Рожать Любочку Тамара Леонидовна не хотела, но выбора небыло. Аборты были запрещены до середины пятидесятых, а делать криминальныйаборт Тамара не рискнула – боялась за свою жизнь, слишком уж много кругом былопримеров неудачных подпольно сделанных операций и последовавших за нимисмертей. Да еще если узнают – посадят, это тоже не лучше. Конечно, будь она вМоскве – проблема бы как-нибудь решилась, она нашла бы потихоньку хорошегогинеколога, договорилась бы, заплатила деньги, но здесь, в Алма-Ате, этосовершенно невозможно. Пришлось рожать, хотя к материнству она совсем не былаготова. Она еще такая молоденькая, война, эвакуация, ну куда детей-то заводить?Однако выбора у нее не было. Григорий Васильевич к перспективе стать отцомотнесся спокойно, без видимого энтузиазма, ибо, помимо театра, его мало чтоинтересовало, но и без ужаса. В конце концов, семья есть семья, и в ней должныбыть дети. Конечно, не ко времени, и без того живут впроголодь, но ведь надо жекогда-нибудь ребенка заводить.