Прогноз гадостей на завтра - Дарья Донцова Страница 16

– У меня есть имя.

– Евлампия Андреевна, – сбавила тон АннаЕвгеньевна, – я требую, чтобы вы доработали до конца года.

– Подайте заявление в трех экземплярах, я подумаю над вашимпредложением.

– Дура, идиотка, ну и катись отсюда, аферистка гребаная,тоже мне, незаменимый специалист, вали, вали! – начала плеваться слюнойАнна Евгеньевна.

Как правило, я предпочитаю не спорить с хамами и, уж вовсяком случае, никогда не говорю гадости людям, которые меня оскорбляют. Делоне в христианском смирении, просто неохота становиться с ними на одну доску,злиться следует только на равного. Но тут я не утерпела. Руки сами собойсхватили пластиковую бутылочку с клеем, пальцы с силой сжали емкость. Блестящаяструя рванулась наружу и запуталась в волосах директрисы. Я швырнула пустойфлакон на пол и тихо сказала:

– Еще раз взвизгнешь, опущу тебе на макушку пресс-папье,поняла, киса?

– Поняла, – испуганно кивнула баба. Как все хамки, онабыла жуткой трусихой.

– Вот и ладно, – миролюбиво ответила я, дошла до двери,повернулась и сказала обалдевшей тетке: – Мою зарплату переведи в фонд мира, атрудовую книжку… Засунь ее себе куда больше понравится.

Дома не было никого, кроме животных и Юлечки, спавшей накровати прямо в джинсах и свитере. Я прошла на кухню, заварила чай и уставиласьв окно. В словах Федоры есть сермяжная правда.

Всю свою жизнь я делаю не то, что хочется. В раннем детствевсе за меня решала мама. Именно она отвела дочь в музыкальную школу и посадилаза арфу. Мне никогда не приходило в голову спорить с ней, поэтому, получивсреднее образование, я отправилась в консерваторию. Мама же выбрала дочуркесупруга и скончалась, оставив чадо, как ей казалось, в надежных руках. Теперьза меня все решал муж. Долгий путь я прошла, прежде чем научиласьсамостоятельно справляться с проблемами, но жить как хочется все равно неполучилось, потому что пришлось зарабатывать деньги. Только работа никогда неприносила мне морального удовлетворения. От тоски, будучи праздной замужнейдамой, я увлеклась чтением детективных романов и проглотила, наверное, все, чтобыло выпущено в России. До сих пор для меня нет большего праздника, чем открытьновую книгу Марининой. Количество переросло в качество. Пару раз, попав вкриминальные ситуации, я выпуталась из них с легкостью и поняла, что большевсего хочу работать в милиции, как Каменская. Только кто же возьмет туда дамубальзаковского возраста, без юридического образования, не умеющую ни драться,ни стрелять, ни быстро бегать, про вождение машины лучше умолчим. Боюсь, уШумахера случится инфаркт, если он увидит, как я пытаюсь парковать «копейку». Ивот сейчас судьба подсовывает мне шанс. Я не могу оставить себе деньги простотак, а вот если они будут считаться гонораром за проделанную работу, тогда сдорогой душой. Конечно, отчитываться мне не перед кем… Гема умерла, но я простообещала ей найти убийцу Эдика. Киллер, зарезав Малевича, одновременно прикончили Гему. Да, я не оговорилась, она отравилась сама, но что стало этому причиной?И потом, Гема мне просто симпатична, она из тех женщин, которых я запросто могупредставить своей подругой, опять же деньги… Впрочем, хватит лукавить. Большевсего мне по душе сам процесс криминального расследования.

Я решительно ухватила телефон.

– Слышь, Федька, я согласна. А ты дашь мне служебноеудостоверение?

– Если приедешь в течение часа, то да.

Долго не раздумывая, я схватила ключи, заперла дверь ипонеслась в агентство «Шерлок». Знаю, откуда начать расследование, потому что,провожая меня к двери, Гема обронила фразу: «Я могу подсказать, где искатьубийцу… на кладбище. Некий Саврасов Жора угрожал Эдику…»

До Белогорска добираться было проще некуда. От метро«Тушинская» туда ходило сразу два маршрутных такси. Одно, под номером 69, везлодо Центрального универмага, у другого на табличке стояло: «Кладбище». Я влезлавнутрь и очутилась среди мрачных теток в темных платках. В полном молчании мыпокатили по шоссе.

Очнувшись у ворот кладбища, я искренне удивилась. Гема былаправа, Эдик и впрямь сделал из него нечто необыкновенное. Возле огромныхжелезных ворот, выкрашенных черной краской, не толпились бабки с цветами ипьяные нищие. Стояла умиротворенная тишина. Слева от калитки, в стеклянномпавильончике, сильно похожем на киоск «Союзпечать», сидел охранник. Увидавменя, он оторвался от газеты, но ничего не сказал. Благополучно пройдя фейс-контроль,я вышла на центральную площадь и ахнула. Посередине стояла скульптураМикеланджело «Оплакивание Христа». Не подлинник, конечно, копия. Левее высиласьнебольшая церквушка, хорошенькая, как пасхальное яичко, справа виднелосьодноэтажное здание из красного кирпича. «Концертный зал» – было написано навывеске. Прямо перед моим носом маячили указатели «Администрация», «Гранитнаямастерская», «Медпункт».

Я пошла по дорожке и уперлась в домик, больше смахивающий натеремок. Но внутри здание скорее напоминало банк – повсюду мрамор, позолота,бронза и вновь секьюрити, на этот раз женщина, одетая в черную форму иподпоясанная широким желтым ремешком, на котором висела кобура.

– Вы к кому? – поинтересовалась охранница.

– Насчет работы я…

– Идите по коридору, комната восемь, там находится ЭммаМарковна, она ведает кадрами, – спокойно ответила девушка и щелкнулатурникетом. Я пошла по ковровой дорожке. На подоконниках стояли цветы, правда,искусственные, но отлично сделанные, от настоящих не отличить. На стенах тут итам висели картины. Словом, меньше всего это напоминало контору кладбища. Намой робкий стук в дверь из восьмой комнаты донеслось громкое:

– Входите, входите.

Я вошла в просторную, чистую, обставленную серой офисноймебелью комнату и не сдержала вскрика:

– Вы?!

На меня спокойно смотрела бывшая преподавательницаконсерватории по классу фортепьяно Эмма Марковна Базилевич. Дама мгновенноотреагировала:

– Фросенька, детка, какими судьбами? Как мама? Зачем ты кнам? Или, не дай бог…

Эмма Марковна помрачнела. Я поспешила успокоить ее:

– Нет-нет, у меня никто не умер. Вернее, сейчас никто неумер. Мама давно скончалась…

– Чай, кофе? – засуетилась Базилевич.

Минут через пять, когда она, закончив хозяйственные хлопоты,успокоилась, я, дергая за ниточку пакетик «Липтона», попыталась вкратцеизложить ей основные события моей жизни.

– Боже, – ахала Эмма Марковна, – роман, прямороман. Поменяла имя! Евлампия! Сидела рядом с несчастным Эдиком! Ужасно!

Я терпеливо ждала, пока буря эмоций уляжется. НаконецБазилевич успокоилась и пробормотала: