Акварель для Матадора - Вячеслав Курицын Страница 17

Значков открыл таблицу результатов. На втором месте значился Филин, под таким именем Значков записал свою лучшую сумму: почти 25 тысяч баллов. На третьем месте, напротив цифры в 24 тысячи, имени игрока не было. Это сегодняшний счёт Значкова, и имя ещё нужно вписать. Но на первом месте с результатом почти в 40 тысяч был вписан некто Ястреб. Ни Значков, ни его помощники, которые иногда баловались с компьютером, никогда столько не набирали.

Компьютер включал чужой человек. Он не мог пролезть к папке с главными файлами. Но он включал комп…

Вот так, значит. Ястреб летает выше Филина?

Значков неторопливо собрался, сдал кабинет на сигнализацию. Хотя и знал теперь, что думская система безопасности рассчитана не на охрану интересов депутатов.

У лифта болтался похожий на соплю депутат Гаврилов с сотовым телефоном. Приветливо махнул Значкову рукой.

Значков медленно выезжал с думской стоянки. Между Малым Мане леем и Колонным залом гудела недовольная пробка. Ожидая, пока в проезд протиснет свой изрядный зад тёмно-зелёный БМВ, Значков решил закурить. Перегнулся к бардачку, достал новую пачку «Парламента», обернулся назад и обомлел.

На него медленно накатывало циклопическое строительное чудовище. Тяжёлые танковые гусеницы лязгнули, как врата ада. Огромная кабина, одна по размеру больше всей депутатской «Волги», была пуста. Усики рычагов свободно танцевали перед панелью управления.

Значков газанул. «Волга» разбила фары о монументальную корму БМВ и отскочила, как мячик.

У Малого Манежа беззвучно открывали рты и махали руками нарядные люди в смокингах и вечерних платьях вперемешку с рабочими в синих комбинезонах. Заднее стекло БМВ сохраняло гордое матовое спокойствие.

Антенны, зеркала и фары на страшной кабине превращались в пушки и крылатые ракеты. Лейбл на радиаторе трансформировался в паука. С клешнёй его стекала кровь.

Лейбл на радиаторе трансформировался в памятник Петру Первому. Он стоял над одним из амстердамских каналов и вздымал в небо огромный косяк, похожий на свиток.

Антенны, зеркала и фары на страшной кабине превращались в пушки и крылатые ракеты. Когда смертоносный трансформер зажевал гусеницей металл и стекло, Значков ещё успел почувствовать боль…

— Мы их опередим. Уже опередили.

— У пацана всё больше авторитета. Говорят, на него уже выходят наши банки.

— По пацану плачет отставка. И он её получит, он ею скоро подавится… Нам нужен правильный повод для большого скандала. Найдёшь повод — готовь дырку для ордена.

— И чемодан для баксов?

Взъерошенное, покрытое пепельной перхотью существо шевелило толстым хоботом. Глаза как солнечные батареи, из тысячи зеркальных чешуек, косили во все стороны сразу.

Под хоботом медленно чавкали мускулистые челюсти, с хобота всё время сочилась желтоватая жидкость. Над существом заколыхались прозрачные клеёнчатые паруса. Чудовище взмыло в воздух, открыв жирный, нефтяной пузырь брюха. Уменьшаясь в размерах до обыкновенной мухи, чудовище сделало круг под потолком и спланировало на лысину генерала Барановского.

Генерал Барановский смахнул с лысины муху, наклонился над кроватью. Рядом всплыла ушастая голова Шлеифмана и ещё какая-то физиономия еврейско-медицинского происхождения.

— Очнулся, — сообщила физиономия.

Шлейфман и Барановский кивнули.

— Молодец, — сообщила физиономия, — Рецидива не будет. Ещё пяток укольчиков, и — как огурчик. Завтра утром отпущу…

— Слышишь, ты, искатель приключений, — подал голос генерал Барановский, — ещё пяток огурчиков и ты — как укольчик.

В палате была одна кровать, четыре стула, стол, две тумбочки, телевизор. Окно, дерево в окне. Старлей Рундуков у окна. Второй или третий этаж.

— Давно я здесь? — спросил Матадор.

— Четвёртые сутки, — сказал Барановский.

Матадор цокнул языком.

— По порядку? — спросил Барановский.

«По-порядку» у генерала Барановского означало «по алфавиту».

«Улика, которая кажется главной, может оказаться вовсе не имеющей отношения к делу. И наоборот — второстепенная деталь может оказаться решающей, — любил повторять Барановский. — А если мы какие-то детали сразу объявляем главными, то можем попасть в плен своих представлений. Следовательно, следователь должен следовать алфавиту».

— Буква «А», — сказал Барановский после того, как коллега Шлеифмана удалился, а Матадор получил укол, тарелку овсянки и стакан чаю. — Акварель.

— Акварель, — согласился Матадор.

— Действительно появилась на рынке. Есть сведения о случаях покупки-продажи мухоморо-героинового препарата типа Акварель в Москве, Петербурге и Туле. Оперативных данных пока мало, задержаний не производилось, связи не отслежены. В Питере погиб парень, из которого наши ребята хотели сделать подсадку…

Матадор кивнул. Чувствовал он себя отвратительно. Тело продолжало ломить и плющить, в голове колбасился колокол. Да на хера она нужна, эта Акварель, кто будет покупать такое говно…

— Да на черта она нужна, эта Акварель, кто будет покупать такое дерьмо… — сказал Матадор.

Рундуков и Шлейфман заулыбались.

— Ты пил не Акварель, — строго сказал Барановский. — Ты пил на другую букву.

— На какую? — удивился Матадор.

— Не гони поперёк батьки-то… Есть результаты более подробной экспертизы того, что называется Акварелью. Помимо мухоморов и опия там есть такое химическое соединение… Шлейфман, чего там есть?

— Очень мощный ускоритель химических реакций. Ноу-хау. Действие героина усиливается в несколько раз. Потому наркотик такой дешёвый и опасный. А мухомор, по мнению экспертов, добавляется для нейтрализации побочных действий героина, вызывающего неприятные физиологические ощущения вследствие воздействия на тонкую кору головного мозга…

Матадор застонал.

— Извини, — сказал Шлейфман, — Кроме того, под мухомором клиенту кажется, что он во что-нибудь превращается…

— Адская смесь, — важно резюмировал Рундуков.

— Аптека № 1, — генерал Барановский продолжил перебирать улики на «А». — Туфта. Никакой Акварели там Караулов не нашёл. На другой день ходил Сафин — тоже не нашёл.

Что же, если Славян с Серёгой ничего не обнаружили, значит, и впрямь это был ложный след. В интересном свете предстаёт публикация «Комсомольской газеты»… Да и сразу это звучало издевательством: аптека № 1. Под самым носом у Лубянки.

— Арина Борисова, — продолжил Барановский. — Тыща девятьсот восьмидесят второго года рождения. Не привлекалась. Уроженка деревни Сосновка Саратовской области.

Рундуков хихикнул.

— Это ещё кто такая? — спросил Матадор.

На этот раз заулыбались Барановский с Шлейфманом.