Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд Страница 17

— Ты тоже свободна. Никто не чинит тебе препон.

— Нет, Джордж. Я не свободна. У меня двадцать восемь девушек, которым необходимо найти занятие немедленно после того, как наши прекрасные проекты будут закончены, в противном случае управляющий фирмой вынудит меня отобрать тех, кто подлежит увольнению. Колесо крутится полным ходом. Мы должны выработать план, каким-то образом продержаться, пока не начнут поступать заказы с выставки. Если таковые появятся.

— Они появятся.

— Твои слова не погашают во мне желания понаблюдать за посетителями в часовне: как они будут осматриваться, что вынесут из нее — радость или прозрение, воспарение к высотам или почтительное умиротворение. И хочется во весь голос сказать: «То, на что вы смотрите, — это моя работа». И по меньшей мере один человек из миллиона скажет мне прямо в лицо: «Это прекрасно», или: «Это — исключительное достижение», или: «Это помогло мне». — В зеркале на моем комоде я увидела свое лицо, напряженное от желания, прищуренные щелочками глаза, сжатые губы. — Мечтаю ощутить давку толпы, чтобы почувствовать себя частицей этого грандиозного события, даже если я лишена признания.

Я резко повернулась к Джорджу и схватила его за руки.

— Ты ведь расскажешь мне все, правда? Будешь прислушиваться к тому, что станут говорить люди о павлинах, и присматриваться, тронет ли кого-нибудь «Положение во гроб». Ты ведь запомнишь и расскажешь мне, верно?

Он потрепал меня по щеке.

— Я запомню каждое слово и сделаю фото для статей Хэнка.

— Ты ведь покажешь их мне, а? И я смогу взять несколько штук, чтобы показать девушкам?

— Безусловно.

Одно простое слово, произнесенное с такой лаской и пониманием… Я на мгновение закрыла глаза, чтобы примириться с судьбой.

Я попросила Хэнка и Джорджа отложить их путешествие до тех пор, пока все части экспоната мистера Тиффани не будут установлены на месте, — не только часовня, но также и светские витражи в Темной и Светлой комнатах. Хотя отсрочка была не в интересах Хэнка для написания статей, Джордж нашел способ убедить его, и это обязало меня быть вежливой по отношению к его брату.

— Хорошо. Расскажи мне об этом парне Эдвине.

— Он понравится тебе. Брат намного умнее меня, постоянно читает. Эдвин — идеалист. Он работает для «Образовательного благотворительного общества».

— Что это еще такое?

— Он расскажет. И Эдвин совсем не такой, как я.

— А никто и не может быть таким, как ты. Даже родной брат.

— Я хочу сказать, он не слабак.

Мы собрались в гостинице воскресным утром, назначенным для отъезда Джорджа и Хэнка. Я обратила внимание, что Эдвин выше Джорджа, красивее и, благодарение Богу, спокойнее Джорджа. Хотя у обоих схожие темные волосы и глаза и похожие, чисто выбритые, хорошо очерченные подбородки. Джордж был строен, как ракитовый прут, и так же гибок, Эдвин выглядел более крепким и солидным.

Мерри выставила нас всех за дверь, напутствовав меня:

— Удостоверьтесь, что наш Джордж сядет на нужный поезд.

В экипаже по дороге на Большой центральный вокзал Джордж трещал без умолку. На перроне царила суета, поскольку это был специальный состав назначением на Всемирную выставку в честь Колумба. Под натянутой вывеской наяривал оркестрик из четырех музыкантов, тут же сновали мальчишки с рекламными щитами на спине и груди, возвещающими о различных экспонатах, гостиницах и ресторанах. Хэнк невозмутимо стоял, записывая эти сведения, в то время как Джордж метался взад-вперед по перрону, подобно терьеру на поводке, пока кондуктор не открыл двери.

— Полагаю, вам не обойтись без приключений, — безмятежно заметила я Хэнку.

— С приключениями сталкиваешься, когда путешествуешь в одиночестве. С компаньоном испытываешь только комфорт.

Перед тем как подняться в вагон, Джордж выкинул несколько танцевальных коленцев — тело расслаблено, руки в боки, голова вихляется.

— Мой братец уникум, — окинул его снисходительным взглядом Эдвин.

— Он всегда такой?

— Всегда. Наша мама называла его Джордж-шутник. От этого он вел себя еще глупее.

— А как она называла вас?

— Эдвин-наставник, — пробормотал он смущенно.

Устроившись в вагоне, Джордж открыл окно и кричал, размахивая шляпой, пока состав выезжал со станции.

— Осмотри все. Узнай все, что можно, — крикнул ему вслед Эдвин.

— Ага, истинный Наставник, — поддразнила я и увидела, что его щеки покраснели.

Я проследила взглядом, как голова и размахивающая рука Джорджа становились все меньше и наконец растаяли вдали. Блестящие рельсы слились в одну линию за поездом, указывая путь к красотам и достижениям, превосходящим все мое воображение, включая наши витражи, отправленные месяцем позже. Чтобы описать мое состояние, подходило единственное слово — «обездоленная».

Однако же рядом со мной, подобно статуе, возвышался Эдвин. Островок нашего молчания обтекала подвижная шумная толпа. Я бы предпочла остаться наедине со своим гнетущим настроением, но Эдвин жестом пригласил меня проследовать вместе с ним в здание.

— А каким видом искусства занимаетесь вы? — спросила я, направившись вперед и по пути принимая надменный вид, которому должна сопутствовать резкость.

— Искусством делать людей счастливыми или по крайней мере немного счастливее.

— Это то, чем занимаются все художники. Или ставят перед собой такую цель.

— Я работаю для «Образовательного благотворительного общества» в Нижнем Ист-Сайде, помогаю иммигрантам обрести опору в жизни.

— Вот как. — Это прозвучало еле слышно, слабо и как бы поставив точку в нашем разговоре.

Эдвин пригласил меня в английскую чайную поблизости, и поскольку я обещала Джорджу, то согласилась. По пути мы разговаривали мало, просто он признался, что Джордж рассказал ему обо мне все. В чайной Эдвин настоял, чтобы я заказала английскую лепешку.

Выполняя обязательство проявлять вежливость, я спросила:

— Так что же вы делаете в этой благотворительной организации?

— Помогаю новоприбывшим иммигрантам выучить английский язык и найти работу, записать детей в школу, найти докторов и зубных врачей, которые соглашаются пользовать нищих пациентов по пятьдесят центов за посещение, вмешиваюсь в случае квартирных споров, просвещаю их на предмет важности профсоюзов.

Профсоюзы. Вот причина того, что я должна работать как одержимая, пока мужчины целый месяц устраивают шествия по Пятой авеню.

— Иногда выступаю с речами в клубах, чтобы убедить их делать пожертвования, и в политических организациях для поддержки изменений в законах о труде. В остальное время раздаю суп.