Аллегро - Владислав Вишневский Страница 18

Полковник, на радостях, бурчит что-то неопределенное: «Во-от, товарищи, пожалуйста, вам…»

— Ор-ке-естр, смир-рна! — ревёт дирижер.

Музыканты и гости замирают, слушают в тишине звук печатающих шагов дирижера, но смотрят все только на молодую красивую женщину… Не просто ошарашены мужики — это заметно, до потери дыхания ошарашены, потери речи и всего остального… «Вот эт-то да-а-а!»

Это и понятно! Ждали-то и готовились к встрече с Гиллом, который, как говорится, Маккензи или как его там, а тут, вот как оно получилось. Может быть и Маккензи, но другой, не такой, а совсем и наоборот… Даже лучше, что наоборот. На много лучше. И не негр, к тому же. Женщина! Молодая, ёшкин кот! Красивая! Глаза!.. Смотрите, смотрите… глаза у нее… ярко-ярко голубые! Совсем не наши! Не земные! Не такие, как здесь обычно: не серые, не зеленые, не коричневые… а голубые. Вот это глаза. Большие, огромные… и голубые. Невероятно! Чистые-чистые, лучезарные, как голубой бриллиант. Сине-голубой бриллиант. Небо и вода… Колодец! Небесный колодец! Нет, васильки и небо. Вот это сюрприз… Охренеть! В смысле зашибись!

Дирижер, кося глаза на необычный гостевой объект, что-то там громко докладывает полковнику о готовности оркестра к занятиям, и прочую ерунду. А все стоят, молчат, не могут оторвать глаз от этого Гилла, вернее от этой Гиллы или как её правильно?! Засмотрелись все… Застопорились, как под очаровательным гипнозом… Чуть даже не облажались — едва не прозевали рявкнуть приветствие — это сработало само собой, в автоматическом режиме:

— Здра-жила-товарищ-полковник!

— Во-ольна-а! — тоже необычно громко, как на плацу, отмахивает полковник.

Вытаращив глаза, с одной тональностью на лицах: ух-ты!.. музыканты оркестра так и остался стоять…

Полковник Ульяшов делает девушке приглашающий жест профессионала коробейника, пожалуйста, мол, проходите вперёд, я после вас, и обращается к музыкантам:

— Это и есть, как я и говорил вам вчера, Гейл Маккинли, лейтенант американских военно-морских сил, тоже музыкант…ша, ваша коллега. Прошу любить и жаловать.

Готовый к работе, вперед протиснулся капитан переводчик.

Девушка, тем временем, не переставая мило улыбаться, поочередно оглядывала всех музыкантов своим веселым, лучистым небесным взглядом. Ни тени смущения, ни кокетства, только любопытство и открытость.

Оглядев всех, гостья лейтенант, с запинкой и по слогам, мелодично и задорно произносит по-русски: «Здрас-ству-й!..»

Переводчик, сдерживая улыбку, вежливо подсказывает ей нужное окончание, тоже по-русски: «те!»

Девушка, улыбаясь, повторяет за ним: «Те!»

На что весь оркестр расплывается в довольной, счастливой улыбке: «Ну, молодец! Ну, даёт! Ты глянь, прямо по-русски чешет! Да забавно так!..» Первая напряжённость, вызванная встречей, проходит. Музыканты даже пытаются самостоятельно переступать с ноги на ногу. Девушка, между тем, подходит к дирижеру, подносит руку к своей пилотке и резко отбрасывает её вперед, приветствует так по своему, по-американски (точь в-точь, как у них в кино!). Так же мило улыбаясь, чуть напряженно, с непривычки наверное, здоровается с ним по-русски:

— Здравствуй-те, сэр. Гейл Маккинли, — и еще пару каких-то слов добавляет на своем, непонятном, английском, мелодично так: мур-мур, мол, Гейл, сэр!

К приятной фигуре, к фантастически небесным глазам, у нее милая и обаятельная улыбка оказывается, мелодичный глубокий голос. Это уже лишнее, это перебор. Да нет, не перебор, господа-товарищи, все музыканты отметили, а комплект, гармония. Чудесная даже гармония, не меньше. На её приветствие, дирижёр едва на пол дороге успел поймать свою правую руку, рванувшуюся солидарно отмахнуть на её приветствие, вовремя вспомнив, что стоит без головного убора, смешался. А услышав в свой адрес совсем уж чужое — не наше! — «сэр», смешался еще больше, и неожиданно для всех произнёс:

— Хау ду ю ду?

— Оу!.. — Обрадовано изумилась гостья. — Ду ю спик инглиш?!

— В смысле? А, ннн-ет, что вы! — тут же испуганно отработал назад дирижер. — Ноу… — И скромно потупился, так, мол, слышал просто…

— Файн! Ай эм файн! — еще шире улыбается гостья, не замечая легкое замешательство дирижера. — Тенк ю! Паси-ба! А ву?

Капитан, пряча сарказм, переводит подполковнику:

— Она говорит, у неё всё отлично. И спрашивает, а у вас как дела?

— Сам слышу… — огрызается дирижер и теперь уже ей, гостье, с улыбкой. — Тоже хорошо. — Чуть помедлив, расширяет вопрос. — И как вам у нас, в нашей стране?

Переводчик переводит, девушка, чуть склонив голову слушает, потом кивает головой, что-то говорит. Переводчик сообщает:

— Всё очень хорошо, она говорит, просто отлично, хорошая страна. Хорошие люди. Ей здесь очень нравится.

— Ну, это понятно… — одобряет подполковник…

Переводчик перебивает дирижера, видимо не всё успел перевести:

— Госпожа лейтенант спрашивает, а вы были уже в её стране, товарищ подполковник?

— Я? Откуда! — искренне удивляется дирижер глупому вопросу капитана, едва пальцем у виска не покрутил, но спохватился, нашёл достойный ответ. — Скажи ей, некогда было. Занят, мол, был, работы много.

Переводчик, гася наползающую ухмылистую улыбку — все музыканты это заметили! — бесстрастно переводит. Нахмурив бровки, она выслушивает ответ, понимающе кивает головой, мелодично мурлычет на своём иностранном.

— Она говорит, — торопливо переводит капитан. — Что понимает вас, товарищ подполковник. У хороших дирижеров, она знает, всегда много работы.

— Да, это точно, — охотно соглашается дирижер. — А это наш оркестр. — Удачно переключает её внимание на более понятные и безопасные для всех темы. — А вы тоже играете в оркестре?

Капитан ей переводит… Она отвечает… переводчик «транслейтит»:

— Да, конечно, и играет и дирижирует.

— О-о-ум! — с пониманием дела мычит подполковник, делая выразительное лицо — «как это похвально!»

Вокруг них уже собрались все музыканты, обступили.

Полковник Ульяшов и сопровождающие лица, оттеснены на периферию внимания.

Вразнобой слышны вопросы: «А на чём вы играете?.. На каком инструменте? А вы из какого города? А вы замужем?.. А военно-морские войска, это как… каким боком?..»

Переводчик, ухо локатором, ловит и переводит один за другим эти вопросы. По мере осмысления переводимых вопросов, выражение её лица приятным образом отражает степень высокой заинтересованности. Она быстро-быстро выстреливает мелодичную ленту ответов.

Пока она что-то долго говорила на своем языке, пока переводчик осмысливал, Кобзев о чем-то перемолвился с басистом Трушкиным, они что-то шепнули дирижёру. Тот, краем уха, без особого правда энтузиазма выслушал, согласно кивнул, кисло хмурясь, и как-то боком, неловко, прячась от гостьи, нехотя полез в свой карман, достал что-то там… Трушкин осторожно выскользнул из класса.