Кронштадтский детектив - Олег Мушинский Страница 18

— Фекла Ильинишна, — попросил я. — Ваше раскаяние отмечено и будет учтено. Про ваши ночные поиски с лопатой мне тоже всё известно. Давайте уже по самому факту кражи.

Бабка выпучила на меня глаза.

— Это ж откуда тебе известно, милок?

— Работа такая, — кратко ответил я.

Бабка опять запричитала. Мол, конечно, молодой да грамотный, куда ей за мной угнаться. Кое-как я всё-таки направил беседу в более конструктивное русло.

Как оказалось, в ту ночь бабка мало того что видела вора, так еще и опознала его. Это был приказчик из лавки купца Золотова. Купец, как и его молодой племянник, не только через забор беседы беседовал. Катерина их и ближе допускала. Тайком — так она думала! — по ночам впускала то одного, то другого к себе, а рано утром провожала. Дело, как говорится, житейское, молодое, но той ночью влюбленные ненароком спугнули вора.

На профессионала он, по мнению бабки, никак похож не был. Видать, решил за молодым хозяином пошпионить, да как влез в дом — не удержался пошарить по полкам. Тут мы с инспектором переглянулись. По всей видимости, Артем Поликарпович либо знал, либо догадывался о том, что он — не единственный кавалер у Катерины, и установил за племянником слежку.

Соблазн прикарманить кое-что оказался слишком велик — тем более что работая в посудной лавке, приказчик вполне мог сбыть краденый товар покупателям за его полную стоимость — но в ту ночь гость не задержался. Катерина его через дверь на кухне выпускала, вот вор и заметался, а заметавшись — малость нашумел.

Бабка, выглянув на шум, увидела, как вор на цыпочках выскочил из кухни, держа в руках большущий сверток. К дверям он уже не успевал — там были Катерина с Андреем — и выскочил в окно. Свет луны, очень вовремя выглянувшей из-за тучи, позволил разглядеть его лицо. Торопливо натянув на себя одежду, бабка с кочергой выскочила из дому — вот ведь не робкого десятка оказалась! — и увидела вора на улице уже без свертка. Тот тоже ее увидел и со всех ног бросился бежать. Угнаться за ним старуха, конечно, не могла, однако смекнула, что вор припрятал добычу где-то во дворе. Сказала бы сразу, и дело с концом. Мы бы обшарили двор и нашли пропажу.

Ан нет! На девяносто шестом году жизни бабка надумала поиграть в Пинкертона! Сама преступника разоблачить решила, и ночью, едва стемнело, засела в сенях в засаде. Вор, однако, за добычей не вернулся. Бабке стало скучно, и она полезла сама сверток искать, вобла вяленая! Весь двор перерыла, только к дровяному сараю подходить опасалась.

— Чую, батюшка, бес там затаился! — вещала она треснутым голосом. — И на меня из темноты зыркал. А ну как затащил бы в сарай и что срамное сотворил?!

Инспектор бросил на меня ехидный взгляд из-под бровей. Я его проигнорировал…

ПРИКАЗЧИКА МЫ ВЗЯЛИ тем же часом. Бедняга так устал бояться, что, едва завидев меня с Матвеевым, сам во всем покаялся. Спрятал он добычу в сарае, в дровах, во втором ряду, под самым потолком. Получается, я всю ночь на ней и пролежал.

БАРЫШНЮ И ПРИКАЗЧИКА судили в один день.

Нищий действительно видел в то утро веревку у Золотовых, и это, вместе с долговыми расписками Андрея, найденными в шкатулке Маргариты Викторовны, основательно укрепило позиции обвинения, однако те по-прежнему были далеки от идеальных. Да еще Артём Поликарпович подсуропил. Не иначе как из вредности пригласил лучшего адвоката. Не самого Плевако, конечно, тот на наше счастье как раз от дел отошел, но одного из его учеников!

Говорят, прокурор после суда выглядел как Наполеон после Ватерлоо. Впрочем, он тоже был не лыком шит, и совсем отвертеться от наказания Маргарите Викторовне не удалось. Однако приказчику за кражу ложек и то больше досталось.

Сам я на суде не был — всё-таки простудился, и две недели провалялся в постели.

НОВЫЙ, 1909 ГОД я встречал на посту. Точнее говоря, дежурил по нашему сыскному отделению. Семен попросил его подменить. Сам он отправился с очередной пассией за город, а я, по правде говоря, хотел только одного — покоя. Последнее дело меня изрядно вымотало.

Сложным его назвать было нельзя. Один мастеровой, будучи в изрядном подпитии, так сильно аргументировал свою точку зрения молотком, что в итоге сразил оппонента наповал. Осознав содеянное, «молотобоец» мгновенно протрезвел и дал деру. Согласно показаниям свидетелей, он, словно заяц, упрыгал по льду залива куда-то в направлении Финляндии. Я запросил по телефону тамошних коллег. Они ответили, что со стороны Кронштадта гостей не было и что в такую погоду вряд ли будут.

На заливе бушевала снежная буря. Затеряться в ней — проще простого, что, по всей видимости, и случилось с нашим мастеровым. Наказав коллегам держать ухо востро — мало ли всё же вынесет его нелегкая на финский берег, — я приступил к розыскным мероприятиям.

Сама по себе методика поиска на заливе у нас была давно отработана. В Кронштадте любителей померзнуть с удочкой в руках каждый год на льдине уносит. Можно сказать — традиция. Прошлой весной уж настолько толстый лед был — два портовых ледокола не смогли пробиться на помощь рыбакам — а они всё равно как-то уплыли. Так что я, не мудрствуя понапрасну, сигнализировал во все положенные инстанции, и мы всем миром отправились искать нашего потеряшку.

Погода и впрямь оказалась мерзопакостная! Холод, метель, а уж ветер просто с ног сбивал. Целый день мы во льдах провели: встретили трех рыбаков, спасли заблудившегося пьяницу, видели нерпу и лису. В попытке подстрелить последнюю учинили такую стрельбу, что из кронштадтского гарнизона нам на помощь выслали роту солдат. К их прибытию лиса благополучно сбежала, а мне пришлось объясняться с военными, только что отмахавшими пару верст бегом да во всеоружии. Побить не побили, всё-таки я — агент сыскной полиции и при исполнении, но очень хотели.

Впрочем, как говорится, нет худа без добра. Вместе с ними мы еще раз прочесали район поиска и поймали, наконец, беглеца. Или, лучше сказать, нашли. Этот болван прихватил молоток с собой, а пальто накинуть не догадался. Когда солдаты на него наткнулись, он уже так замерз, что был не в силах самостоятельно передвигаться. Больше часа у печки оттаивал, прежде чем смог хоть одно слово вымолвить.

В конечном итоге «молотобоец» оказался там, где ему самое место — в камере, а я с комфортом развалился в мягком кресле инспектора. В руках у меня был журнал с интереснейшей статьей на тему грядущего противоборства двух видов летательных аппаратов — легче и тяжелее воздуха, но глаза слипались и никак не хотели сконцентрироваться на строчках. Сон уже почти сморил меня, когда зазвонил телефон. Я снял трубку, сказал, что Ефим Кошин у аппарата, и узнал, что убили графа Рощина.

СНОВА ТАЩИТЬСЯ КУДА-ТО, пробиваясь сквозь метель, мне страшно не хотелось, но, как оказалось, убийца был столь любезен, что прикончил графа в теплом помещении. Точнее говоря, прямо на дому. Дом стоял на Павловской улице. От отделения до нее рукой подать, я бы за пять минут пешком добежал, но тут, словно почуяв серьезное дело, вернулся наш инспектор — Гаврилов Вениамин Степанович. Я доложил ему об убийстве, и он сказал: