Клеопатра с парашютом - Дарья Донцова Страница 2

Раздался тихий стон. Я кинулась к кровати.

– Зиночка! Ты очнулась?

Аня, вместо того чтобы тоже поспешить к больной, почему-то начала креститься.

– Как самочувствие? – спросила я. И тут же разозлилась на себя: маловероятно, что Зина сможет ответить, бедняжка похожа на мумию, вся обернута бинтами и закована в гипс. Хорошо, хоть дышит сама.

– Степа… – неожиданно произнесла Зина.

Я пришла в восторг:

– Ты меня узнала!

– Браслет… – чуть слышно сказала Зина, – тот… на руке… где он?

Я повернулась к медсестре.

– Она бредит?

Аня подошла к кровати.

– Зиночка, лежи спокойно.

– Степе… дай, – прохрипела больная, – мой… я… рука…

– Браслетик? – уточнила Аня.

– Да… – выдохнула Зина.

Анечка быстро вышла из палаты в коридор. Я наклонилась над больной, ощутила резкий запах лекарств и спросила:

– Удобно без подушки?

Зина прикрыла глаза.

– Тебе плохо? – испугалась я. – Сейчас доктора позову.

– Нет! – донеслось из бинтов. – Где… мой…

– Я тут, – громко сказала медсестра, возвращаясь и подходя к кровати.

– Дай ей, – четко произнесла Зинаида, вновь открыв глаза.

Анечка протянула мне серебряный браслет с брелоками, я машинально взяла его.

– Спрячь. Никому ни слова. Никому. Никогда! – зашептала Зина. – Секрет. Тайна. Карелия… Карелию… Ирине Марковне нельзя знать. Я тебе верю. Поклянись.

Аня толкнула меня в бок.

– Живо делай, что она просит!

– Может, Зина сначала объяснит, что с этим браслетом делать? – растерянно спросила я.

– Времени нет! – буркнула Аня. – Не нервируй ее. У тебя всего пара минут. Ну!

– Клянись, – еле слышно прошептала Зина, – спрячу… Ире нет… нет Ире… никогда Ире. Карелия. Карелия. На руку надень… сейчас… Карелия.

Медсестра ущипнула меня, и я послушно сказала:

– Даю самое честное слово, что спрячу браслет до твоего выздоровления и никому о нем не сообщу.

– Ире… Ире… нет… Ире никогда… никогда… Нельзя ей знать! Ключи… ключи… возьми…

– Даже твоей родной тете Ирине Марковне не скажу, – дополнила я свое обещание.

– Поклянись личным счастьем, – чуть окрепшим голосом потребовала Зинаида. – Скажи: обману – Бог накажет…

Меня охватили сомнения. Я уважительно отношусь к священникам. Если приходится по какой-то причине заглянуть в церковь, я всегда повязываю платок на голову. И не пойду туда в брюках, то есть постараюсь соблюсти принятые правила. Но истинной веры в Бога у меня нет, я атеистка.

Аня лягнула меня по ноге.

– Не тормози!

Но мне почему-то не хотелось произносить слова клятвы именно так, как требовала Зинаида. Никакого боженьки на небесах нет, но вдруг, если я сейчас скажу…

– Ты сволочь, да? – свистящим шепотом спросила Аня, глядя на меня страшными глазами. – Говори живо!

Я откашлялась.

– Клянусь своим счастьем, что никому, включая Ирину Клюеву, не проговорюсь о полученном браслете. Верну его только тебе, когда ты поправишься. Пусть меня Бог накажет, если я вру. Зиночка, ты, пожалуйста, не волнуйся!

– На руку его надень и всегда носи, – неожиданно четко и громко потребовала Зина. Затем ее речь снова стала прерывистой: – Только Карелия. Карелия… Помни о клятве… Никогда тебе счастья не будет, если Ире скажешь! Одна Карелия, моя Карелия…

Я сняла со своей руки собственный браслет в виде цепочки с разными висюльками, нацепила Зинин, очень похожий на мой, но явно более дорогой, и сказала:

– Вот, смотри. Твой точь-в-точь, как мой, никто не догадается, что у меня твоя вещь. Когда поправишься, получишь свою собственность назад.

– Не Ире, – зашептала Зина, – Ире никогда… она… мы… у тебя… солдаты… солдаты… король на войне… ключи… увожу ключи…

Раздался резкий писк какого-то прибора, и Аня быстро нажала на красную кнопку в изголовье кровати. Через пару секунд в палату вошли врач и две женщины в белых халатах, меня выставили в коридор. Я села на жесткую скамейку и стала наблюдать, как в палату реанимации к Зине вбегают разные люди. Потом туда привезли пару странных аппаратов, притащили черные, смахивающие на сундуки, чемоданы. В конце концов суета стихла, медперсонал выдвинулся в коридор. Мужчина-врач стянул с рук голубые перчатки, бросил их прямо на пол, недовольно обронив:

– Отметьте время – тринадцать сорок.

Затем он исчез за дверью соседнего помещения.

Женщины-врачи молча направились в противоположный конец коридора, Анечка подобрала скомканные перчатки и взглянула на меня.

– Чего сидишь?

– Как там Зина? – спросила я. – Ей лучше?

– Панина умерла, – буркнула медсестра.

Я вцепилась пальцами в холодную лавку.

– Врешь! Зина очнулась и вполне внятно говорила, она явно пошла на поправку. Ты меня нарочно пугаешь?

– Пошли в сестринскую, чаю налью, – предложила Аня. – Зинаида умерла. Когда я нахожусь на работе, лгу исключительно по приказу профессора. Да и не врут родственникам, хотя от больного подчас скрывают правду.

Я медленно поднялась и поплелась за медсестрой, повторяя на разные лады одно и то же:

– Как же так? Она разумно беседовала, не бредила. Так из жизни не уходят. Не может быть!

Аня взяла меня под руку.

– Степа, обреченный человек часто перед кончиной приходит в себя. Родственники радуются, а я понимаю – это все. Не знаю, почему так происходит. Вероятно, организм мобилизует последние силы в борьбе за жизнь. Ты чего больше хочешь: чая или кофе?

– Ирине Марковне кто-нибудь позвонит? – тихо спросила я. – Не могу сообщить ей печальное известие.

– Конечно, – ответила медсестра, – с Клюевой свяжутся. Она сюда каждый день приходила, все спрашивала: «Зиночка не очнулась? Ничего не сказала?» Сегодня не явилась, а Панина умерла.

– Мне лучше поехать на работу, – стараясь не расплакаться, сказала я, – дел очень много.

В поезде метро было полно народа. Я втиснулась между двумя потными, одетыми в ужасающие сарафаны тетками, увидела напротив еще одну в похожей хламиде и закрыла глаза.

Вот скажите, почему бабы, которым, скромно говоря, далеко за тридцать пять, этакие расплывшиеся квашни, не отказывающие себе ни в еде, ни в выпивке и из всех видов спорта предпочитающие телевизорбол, считают себя сексуальными нимфами и безо всякого стеснения облачаются в одежду, которую позволит себе не всякая модель с объемами комара? Неужели они на самом деле считают, что, выставив напоказ необъятный бюст, станут объектом вожделения всех мужчин на свете? И по какой причине некоторые женщины никогда не делают педикюр, но смело натягивают босоножки? И, похоже, красавицы, сопящие сейчас рядом со мной, не слышали ни об эпиляции, ни о дезодорантах. Очень хочется растолкать их локтями и сказать: