Государственный преступник - Евгений Сухов Страница 2

— И куда ж она делась? — спросил Аристов, посмотрев почему-то на обер-кондуктора, ответившего ему тревожным взглядом.

— Не могу знать, — тихо ответил Крохов, и краска залила его лицо и уши. — Но я не брал. Я вообще покойников боюсь…

— У вас есть служебное купе? — быстро спросил Аристов.

— Имеется, — ответил Крохов.

— И вы, надо думать, весь путь от Володарова до Ротозеева находились в нем?

— Да. Как только тронулся поезд, я зашел в свое купе и вышел, когда мы стали подходить к Ротозееву.

— И, конечно, не видели и не слышали, входил ли кто в купе к покойному.

— Да, — опустил пылающее лицо Крохов. — Я же был в своем купе.

— Вы позволите взглянуть?

— Идемте, — убито кивнул кондуктор, понимая, что для него начинается череда неприятностей, и поплелся в начало коридора. — Оно в начале вагона.

Сумки в купе не было. Как не было и признаков чужих портмоне, носовых платков, часов и прочей галантереи.

— Скажите, Крохов, а кто еще едет в вашем вагоне? — спросил Аристов, закончив осмотр нехитрой обстановки купе.

— Пассажиров немного, — начал кондуктор. — Лето, все на дачах… Ну, значит, следующее двухместное купе сразу за моим свободно. Во втором, четырехместном, едет престарелая дама с внуком. В третьем — господин с докторским саквояжем, верно, лекарь. Четвертое свободно, в пятом — трое студентов, шестое, обратно, свободно, в седьмом — мертвый господин, в восьмом… А из восьмого пассажиры сошли еще на Красной Горке.

— Понятно. Ключи от купе у вас с собой?

— Разумеется.

— Пойдемте, поглядим на пассажиров…

Из второго купе доносился храп. Так обычно храпят извозчики, сделавшие за день немалые концы и махнувшие перед сном полштофа очищенной. Но данные звуки исходили из открытого настежь беззубого рта сухонькой старушки, про которую и подумать было нельзя, что она способна выводить такие разухабистые молодецкие рулады. На соседнем диване, весьма скромно, спал на боку внучок лет десяти, и струйка слюны стекала из уголка его губ на подушку.

А вот третье купе было открыто и пусто.

— Где же доктор? — тревожно спросил Артемий Платонович.

— Верно, слез, — нетвердо ответил Крохов.

— Так вы что, не знаете, кто сошел в Ротозееве? — спросил Аристов уже с некоторым раздражением.

— Я был отвлечен покойником, — глядя мимо него, растерянно ответил кондуктор.

— Ладно, пошли дальше.

Студенты из пятого купе были на месте и спали так крепко, что их бы не разбудил и револьверный выстрел. Впрочем, это объяснялось просто: все они были пьяны, и бутылок семь малаги валялось прямо на коврике под столом. А дальше находилось купе с покойником.

— Ну, что нам делать, ваше благородие? — спросил Степан, заглядывая в глаза Артемию Платоновичу. — Он, покойник-то этот, сам помер или ему помог кто?

— Может, сам, а может, и помогли. Кто-то ведь был в его купе и взял его вещи… Одно я знаю точно: надо звать доктора и пристава.

— Понял, — кивнул обер-кондуктор и обернулся к Федору. — Слышал, что сказали их благородие? Дуй к смотрителю, пусть ведет сюда доктора и пристава. Ну, или кого найдут.

— Вы что, думаете, это Крохов вещи у покойника спер? — спросил Аристова Степан, когда кондуктор покинул вагон.

— А вы его давно знаете? — не счел нужным отвечать Артемий Платонович.

— С полгода будет. Мужик он семейный, ни в чем таком замечен не был…

— А где он живет?

— В Нижнем. Вы все-таки думаете, что это убийство?

— Не знаю. Надо установить личность умершего. И тут кто-то сильно постарался, чтобы этого не допустить.

— Ну, уж это никак не Федор, — уверенно сказал Степан. — Ему до таких тонкостев просто не додуматься.

— Может быть, — раздумчиво ответил Артемий Платонович. — А может, он был орудием в чьих-то опытных руках.

— Так, что здесь происходит? — послышался дребезжащий голос, и к открытым дверям купе подошли сморщенный старичок с орденом Владимира в петлице и станционный смотритель. — Почему задерживается поезд?

— Я же вам говорил, — заметил ему сзади смотритель, на что старичок никак не среагировал.

— Что происходит, я спрашиваю?

— Человек умер, — громко ответил Аристов.

— Ась?

— Человек умер! — крикнул ему в самое ухо Артемий Платонович, догадавшись, что старичок крепко туг на ухо.

— Кто таков?

— Неизвестно. При нем не обнаружено никаких документов.

— Я спрашиваю, вы кто такой?

— Отставной штабс-ротмистр Аристов.

— Ась?

— Я — Аристов, отставной штабс-ротмистр, — заорал на весь вагон Артемий Платонович. — Следую до Нижнего Новгорода из Москвы.

— Чего так орать, слышу я… Непременный заседатель Земского суда коллежский секретарь Коробко Иван Логинович, — представился старичок. — Что случилось?

— В этом вагоне человек умер, — прокричал Аристов.

— Кто?

— Личность установить не удалось. Его документы и личные вещи отсутствуют. Думаю, что их похитили.

— Вот как? — произнес старичок. — И что вы намерены предпринять?

— Я? — удивился Аристов. — Я рассчитывал, что надо сообщить исправнику, чтобы тот провел предварительное дознание.

— Исправник в Нижнем Новгороде.

— Ну, тогда становому приставу.

— Квартира станового в Володарах, — снова парировал старичок. — А здесь, в Ротозееве, никого нет.

— А вы? — вполне резонно полюбопытствовал Артемий Платонович.

— А у меня нет полномочий проводить дознание, — ласково улыбнулся старичок.

— Так что же, выходит, покойника в Нижний везти? — догадался Аристов, к чему клонит старичок.

— А вот это правильно, — улыбнулся владимирский кавалер. — Будет лучше всего, ежели вы немедленно последуете дальше, чтобы полиция Нижнего Новгорода как можно скорее могла приняться за розыски преступников.

— Вас понял, — хмыкнул отставной штабс-ротмистр. — С глаз долой, из сердца вон.

— Чего, сударь?

— Я говорю: вы очень рассудительны и мудры, господин Коробко.

— Благодарю вас, — ухмыльнулся старичок. — Засим позвольте откланяться и отбыть, так сказать, в свои палестины. У меня, знаете ли, тут дачка.

Смотритель, проводив непременного заседателя, вернулся в вагон. Но сказать, подпустив строгости в голосе, заготовленную фразу о немедленной отправке поезда, ему не дал высокий крепкий господин с кустистыми бровями, что представился заседателю отставным штабс-ротмистром Аристовым. Ибо он тотчас обрушил на смотрителя шквал вопросов.