Сладкая ночка - Екатерина Черкасова Страница 2

Живые фараоны отождествлялись с Гором, мертвые — с Осирисом. Поэтому земные правители были обязаны участвовать во всех ритуалах и мистериях, связанных с земледелием: с наступлением времени подъема вод Нила фараон бросал в реку свиток — указ о том, что начало разлива могучей реки наступило. Он первым торжественно начинал подготовку почвы для посева, срезал первый сноп на празднике жатвы, за всю страну приносил благодарственную жертву богине урожая.

Главной причиной моего нынешнего приезда в Луксор была инсценировка мистерии, обычно проходившая в Древнем Египте в месяце тиби, когда в драматической форме воспроизводился миф об Осирисе. И самое главное, что особенно лестно, на роль Исиды пригласили меня! Остальные роли собирались исполнить ученые, сотрудники и гости местного музея.

Наконец-то я дозвонилась своему братцу Рашиду. Жара постепенно спадала, город очень быстро погружался в сумерки. Я сложила в папку документы, которые могли мне завтра понадобиться. Возле музея было необычно пусто и тихо — туристы, утомленные экскурсиями и пеклом, разбрелись по своим отелям. Я фамильярно потрепала холки сфинксов и огляделась в поисках Рашида. Буквально в ту же минуту приехал братец и посигналил. Я его едва услышала, потому что в Каире все непрерывно сигналят, звуки сливаются в общий рев, смешивающийся с усиленными динамиками призывами муэдзинов к вечерней молитве.

Я с облегчением погрузилась в прохладное чрево автомобиля и поцеловала Рашида в щеку. Надо сказать, обладая довольно темной кожей — наши предки были нубийцами, — мой братец все же был очень красив. Я еще раз с удовольствием отметила, какие у него густые волосы, бархатные глаза с длинными ресницами и стройное, поджарое в отличие от большинства обеспеченных египтян тело. В египетской ветви моей семьи мы были самыми близкими. Мариам, не успев получить образование, выскочила замуж, нарожала кучу ребятишек и жила с мужем в Александрии. Мы с ней встречались только по большим семейным праздникам. Зато блестяще образованный Рашид хотя и отдавал много времени управлению своим заводом, но находил возможность преподавать в Каирском университете.

— Поедем домой? — спросил Рашид. — Мина приготовила баранину на ребрышках. Да и дети скучают, редко тебя видят.

— А может, погуляем? — предложила я. — А давай поедем в Хан-эль-Халили! — Я не могла без сопровождения мужчины появиться на этом огромном каирском рынке, этом настоящем городе с улицами и переулками.

— А что! Посидим, выпьем кофе, я выкурю кальян, — поддержал меня Рашид.

Конечно, выкурить кальян можно было и дома, но по восточной привычке Рашид любил вечером посидеть в кафе, поболтать с мужчинами. Наверное, поэтому арабские мужчины такие отчаянные сплетники и болтуны.

Мы прошлись по узким проходам между лавочками, торгующими специями, сувенирами, золотом и серебром, национальной одеждой и изделиями из крокодиловой кожи. На каждом шагу жарили шаурму, варили кофе, разливали чай каркадэ из цветов гибискуса. Мы выбрали столик в заведении, где было не слишком людно, и заказали кофе и кальян с яблочной водой для Рашида. Так как я была одета по-европейски, внимания на нас не обращали. Я сделала глоток обжигающего кофе с ароматом кардамона и такой густоты, что его можно было есть ложкой. В Москве я варю такой же и славлюсь этим умением среди своих знакомых. Впрочем, кроме кофе, ничего готовить я не умею. Проходивший мимо разносчик цветов с корзиной одуряюще пахнущего африканского жасмина подошел к нам, вероятно, приняв за влюбленную пару. Рашид купил ожерелье из цветов и повесил его мне на шею.

— Когда ты уезжаешь?

— Завтра утром улетаю в Луксор. Там, наверное, пробуду дня два-три. Потом вернусь домой, ведь скоро доклад в Лондоне, надо подготовиться.

— Жаль, что твой дом не здесь. Ты знаешь, я всегда по тебе скучаю.

— Я тоже, Рашид. Но кто привык жить в Москве, тот не может жить ни в одном другом городе мира.

— Да, русские особенные, — согласился Рашид. — Но я все-таки очень жалею, что твоя мама отказалась ехать в Египет.

В Луксоре тяжелый воздух, наполненный испарениями Нила, вливался в мои легкие, словно вода. Серо-бежевый, иссушенный ветром и занесенный песком Египет в долине Нила был совсем другим. Только здесь росли пальмовые сады, от запаха цветущих кустарников кружилась голова, неторопливые ослики, такие же неторопливые, как их хозяева, везли корзины фруктов и овощей на рынок. По Нилу плыли туристические теплоходы и египетские фелюги. Если восточный берег Нила олицетворял жизнь, то выжженный пустынный западный — смерть. Там никто не жил, кроме изгоев, потомков осквернителей захоронений, там погребены правители стовратных Фив. Редко кто решался посетить западный берег после захода солнца. Я бросила свои вещи в отеле и поехала в музей, находившийся неподалеку от комплекса величественных древних храмов Карнака. Я много раз бывала здесь, но так и не смогла привыкнуть к его подавляющему великолепию. Именно здесь, у подножия одного из храмов, будем играть древнюю мистерию.

Абдул Азиз, знаменитый на весь мир египтолог, встретил меня, как всегда, радушно. Это был красивый сорокалетний мужчина, похожий на Омара Шарифа. Он не пользовался кондиционером, и в его кабинете было настежь открыто окно. Горячий западный ветер трепал белые занавески.

— Горячего каркадэ? — предложил он.

Я отрицательно покачала головой. Честно говоря, я не понимаю, как в такую жару можно пить что-то горячее.

— Как добралась, Лейла? — спросил Абдул Азиз. Лилей меня называли только в Москве.

— Прекрасно. Привезла предварительный вариант доклада на Королевском обществе, взглянешь? — По старой привычке, еще с тех времен, когда писала диссертацию, я обратилась к нему за советом.

— Конечно, моя девочка, но я думал, что больше не нужен тебе. Ты уже взрослый самостоятельный ученый, и я очень тобой горжусь, как гордился бы Ра своей дочерью золотой львицей Хатор, его солнечным Оком! «Фивы исполнены ликования, и весь Египет радуется. Идет Хатор к своему дому. О, как сладостно, когда она приходит!» — легко процитировал Абдул Азиз древний гимн.

— Но в образе львицы Хатор она чуть не уничтожила род людской, — рассмеялась я.

— Это была месть за ее отца Ра, — почему-то тихо сказал Абдул Азиз, внимательно глядя на меня.

— «Когда Ра состарился, кости его стали из серебра, плоть из золота, волосы из чистой ляпис-лазури, люди перестали почитать бога и даже замыслили против него злые дела…» — я продолжила, а вернее, начала читать текст легенды о Солнечном Оке.

— Как всегда, блестяще, — удовлетворенно заключил египтолог. Он обнял меня и заглянул в глаза совсем не по-учительски. — Я скучал по тебе, моя золотая богиня…

Абдул Азиз — вот последняя, но главная причина моего приезда в Луксор. Мы познакомились шесть лет назад, когда я писала диссертационную работу, и Абдул Азиз здорово мне помогал. Египтяне вообще с трепетом относятся к тем, кто изучает их культуру и историю. Но здесь было не просто сотрудничество ученых. Я, как могла, сдерживала себя, боясь повторения судьбы моей матери. Несколько лет я бредила Луксором, рыдала в аэропортах, без сна бродила по квартире долгими зимними вечерами. Я вспоминала наши прогулки на фелюге по Нилу, заброшенные гробницы Долины Царей, куда не пускают туристов, низкое звездное небо благословенной Нут, покровительницы любовников, горячий влажный ветер в окна — он терпеть не мог кондиционеров… Сейчас, спустя годы, боль притупилась, разлуки стали привычными настолько, насколько это возможно, я перестала вздрагивать от длинных телефонных звонков и сходить с ума от их отсутствия. Но я любила Абдул Азиза и была уверена в его любви, спокойной и надежной.