Чисто семейное убийство - Елена Юрская Страница 23

— Пламенный? — спросил Гена, подсчитывая количество женщин, которым можно было бы передать Мишино послание.

— Пока пионерский, — усмехнулся тот. — А Людочке своей ты рот пока закрой. Гена, у тебя неприятности? — без всякого возможного перехода, уже стоя в дверях, спокойно спросил Миша.

Кривенцов вздрогнул и почувствовал, как белая рубашка прилипла к спине. Пот стекал в штаны, в ботинки, уже грозился вылиться в лужу под столом. Откуда он знает?

— Я не Ванга, не Чумак, посмотри на свой башмак, — засмеялся Миша. — Вчера такую телку и мимо рук! Не похоже это на тебя, а, Геночка? И что ты хватанул на этот раз?

Миша мог себе позволить подобную фривольность, потому что в прошлый раз Кривенцов «хватанул» хламидиоз и почти полгода не мог ни есть, ни, что особенно важно, пить. Всю ответственность за алкоголизацию партнеров взяла на себя Мишина печень. Имидж непьющего Гены подавали на десерт, как приложение к договору: надежный, нерусский, стабильный. Не партнер, а заглядение. Еще немного, и Мише пришлось бы ложиться в клинику, но сто пятый раз сданные анализы, наконец, дали желанный отрицательный результат. Все деньги, ушедшие на лечение Гены, были сняты с общего счета. Да, Миша имел право. Но Гена никак не мог открыть рот, чтобы выпустить оттуда вздох облегчения.

— Молчишь? Молчи. Только давай начинай сразу с антибиотиков, а не с калинового куста. И верни Вальку на место. Телефон в приемной сейчас лопнет. И пусть ко мне зайдет обязательно, мне до прокуратуры надо с ней поговорить.

Калиновый куст был предметом особой Гениной гордости. Он лечил им все: ангину, педикулез, пневмонию, мигрень, стафилококк, ожирение. Все дело было в пропорциях и способах заваривания. Ими Геннадия Петровича снабжала очень грамотная бабка, бывший регистратор в поликлинике номер 3. Она давно вышла на пенсию и освоила фитотерапию, исповедуя при этом главный принцип: «Каждый организм имеет единственный ключ, который открывает все замки». Для Кривенцова такой ключ подбирали долго, его пользовали подорожником, крапивой, льном, смородиной. А помог только куст. Иногда, правда, он вызывал осложнения и генерализацию процесса. Так было при лечении инфицированной растертости: Гена замачивал пораненную ногу в кипятке, потом прикладывал лист и снова замачивал, затем на вареное уже мясо наливался калиновый настой, а сверху — мед. С температурой сорок и восемь десятых его забрали в больницу. Врач настаивал на сепсисе и не обещал Гене выжить. Однако калиновый куст — он и спас. В перерывах между капельницами и общим переливанием крови Гена принимал внутрь спиртовой настой калиновых почек. Выжил и победил. В истории с хламидиями растение повело себя как-то странно — отказывалось помогать и внутри и снаружи. Несмотря на титанические усилия грамотной бабки, Гена так и не решился приложить спиртовой компресс к заболевшему месту. Поэтому и пришлось терпеть все эти препараты и процедуры. И нечего тут смеяться. Гена обиделся, но от души отлегло. Хорошо, что Мишка ничего не знает. Он терпеть не может всяческих отношений с властями, и убийства в новой квартире хватит ему за глаза.

А к сексопатологу все же пойти надо. Но — после Валечки. Верного друга, опытного борца и индикатора Геночкиной половой привлекательности. И где ее действительно носит? Половина десятого! А должна быть к восьми. Вообще, последние несколько дней она какая-то сама не своя. Задумчивая, загадочная, отстраненная. Наверное, все-таки кого-то нашла.

Не удержалась. Геннадий Петрович глубоко вздохнул: «Чего не сделаешь от ревности? От глупости? Эх, Валя, Валя…»

Валентина Сидоровна была старше полового террориста на восемь лет. Они познакомились в налоговой инспекции, где Валя тренировала характер и проходила дистанцию от стервы к суке.

По ее собственным словам, конечно. Она беспощадно травила частных предпринимателей, кооператоров и других ограниченно ответственных личностей. Как голубой воришка Альхен, она ничего не могла поделать с собственными амбициями и все брала, брала, брала. Все, что давали, то и брала. В угаре коммунизма она уже перестала начисто различать половые, национальные и социальные признаки своих клиентов. Она оценивала их только по количеству купюр, вложенных в конверт. Над ней висела статья и угроза утратить себя как личность. Что-то с этим надо было делать. Она не знала что и брала. Кривенцов принес квартальный отчет на день позже положенного срока. Несмотря на то, что тариф ему был известен, он, паршивец, пришел без денег.

— Штрафные санкции я уже наложила, — немедленно отреагировала Валентина Сидоровна.

— Значит, теперь мы будем чаще встречаться? — обрадовался Геннадий Петрович и снял длинный белый крашеный волос с черного ангорского свитера. — Я на это и рассчитывал, собственно говоря.

Валентина Сидоровна посмотрела на него повнимательнее, но ничего достойного в фигуре, похожей на колобка в зрелые годы, она не увидела. Такие, как Кривенцов, по ее мнению, должны были платить. И не только налоговому инспектору, но и всем женщинам, которые проведут рядом больше пяти минут.

— Какую кухню вы предпочитаете? — спросил Гена, имея в виду не разные рестораны, их тогда не было, а просто один-единственный кабак или домашние условия.

— У меня нет времени. Оплатите штраф и можете быть свободны, — резко ответила она, зашвырнув подальше отчет ООО «Герострат». — Да у вас тут все неправильно!

— Может быть, уик-энд на природе? — застенчиво улыбнувшись, спросил Гена. — Нет? Я так и знал! Меня никогда не сможет полюбить женщина вашего уровня, вашей красоты и проницательности.

Валентину Сидоровну нельзя было пронимать дешевыми ловушками — государственное преступление в особо крупных размерах налагало кое-какие обязательства перед собой. Терять ей было нечего, и она эстрадным жестом коснулась ширинки наглого врунишки. Но она не знала Гениного секрета — он никогда не врал женщинам. Во всяком случае, в течение нескольких минут, дней, недель (если кому повезет) состоявшегося романа. Валентина Сидоровна резко отдернула руку и закраснелась. Непроизвольный комментарий «ого!» вылетел из ее алых, блестящих губ.

— Да! — скромно потупив очи, подтвердил Гена. — И давно, — сообщил он с интимной интонацией.

На личном фронте у Валентины Сидоровны было голо, редко и бесперспективно. Реально оценивая свои шансы на счастливое замужество как нулевые, Валентина Сидоровна мечтала лишь о теплом месте, богатом покровителе и юном любовнике, которого она могла бы содержать, как маленькую собачку. Судьба предоставляла ей шанс — немного в другом облачении, но все же…

— Давайте назад платежку, — сказала она, стараясь не смотреть на потную и красную физиономию Кривенцова.

— Я же сказал, что это не имеет значения. Теперь я принципиально заплачу! Мы увидимся сегодня или я могу вам позвонить? Какой номер? — Гена просто выпрыгивал из штанов.

Его личные интересы уже в который раз совпадали с интересами развивающейся фирмы. Им с Мишей нужен был человек, профессионал на все руки — секретарь, референт, бухгалтер, экономист, подай-принеси, контролер. И где его взять? И как обаять, если обороты пока не очень? Геннадий Петрович давно бросал задумчивые, тревожные взгляды на Валентину, таких богатых в любых смыслах, взрослых и воинственных дам в его послужном списке еще не было. Он как мальчик замирал при виде ее обширного бюста, при звуке ее командного, густого, но очень сексуального голоса, при вялом покачивании начесанной башни на голове. Эта башня напоминала Гене нелюбимую учительницу по физике, те времена, когда он еще был большим дураком. Уже целый месяц Валентина Сидоровна была женщиной его мечты. Так что притворяться остро влюбленным Кривенцову не было никакой надобности.