Заморозь мне `маргариту` - Лорен Хендерсон Страница 25

До дома я добралась разбитая донельзя и обнаружила у дверей своей студии полицейскую машину. Постаравшись притвориться кристально трезвой, я осторожно двинулась в ее сторону. Из машины выбрался человек. Он был в штатском – даже в очень штатском: темные, весьма потрепанные, но хорошо отглаженные штаны и коричневая кожаная куртка, которая совершенно не смотрелась с такими брюками. Впрочем, с этими брюками ничего бы не смотрелось.

– 3-здрасте, инсп-пектор, – дружелюбно выговорила я. – Б-боюсь, я немного п-пьяна и п-плохо выгляжу, но я как раз ид-ду д-домой.

Я замолчала и спросила себя, нарочно ли говорю дурацким пьяным голосом или… Второй вариант был не слишком приятным, и я его решительно отмела.

– Сэм, еще только шесть часов вечера!

Я почувствовала, как кожа на моем лбу собирается в складки.

– Р-разве б-было б-б-бы лучше, если б-б-бы б-б-было шесть утра? Ч-что в-вы им-меете в виду? – Я брела ему навстречу, преисполненная чувства собственного достоинства. – П-прошу п-прощения. Мне надо п-пойти домой и лечь.

Я начала рыться в кармане в поисках ключей.

– Я помогу. – Он выхватил ключи у меня из рук, открыл дверь и потащил меня вверх по ступенькам. – Заходи.

– П-полицейские зверства! – завопила я, хватаясь за косяк. – П-полицейские рас-с-п-правы!

– Заходи, черт возьми! – Он оторвал мою руку от косяка и затолкал меня в студию.

– С-с-сволочь! А ордер у т-тебя есть? Я не разрешала т-тебе входить! – Я плюхнулась на диван и приземлилась точно на выпирающую пружину. – Ой! Черт!

Но во всем есть своя польза – от боли я немного протрезвела. Перекатившись на другой край дивана, я посмотрела на инспектора Хоукинса. Красавцем его никак не назовешь. Квадратное лицо, воинственно выступающие челюсть и нос, который ломали по меньшей мере дважды. Черты его лица совершенно не гармонировали друг с другом, но общий эффект получался достаточно привлекательным, к тому же у Хоукинса были синие глаза.

– Трахнемся? – предложила я и зашлась от смеха, сочтя свою шутку верхом остроумия.

– Самое время задохнуться от хохота, – мрачно сказал Хоукинс, усаживаясь на подлокотник дивана. – Нажралась посреди белого дня. В среду! – зловеще добавил он. – Только не надо спрашивать меня, почему я говорю про среду, – Хоукинс читал мои мысли, – а то я покажу тебе, что такое настоящие полицейские зверства.

– Я ху-художник! – самодовольно провозгласила я. – А художники склонны вып-пивать. Я уже не говорю о гнусных no-полицейских. – Я начала злиться и одновременно трезветь. – Как будто я не видела, как ты сам нажираешься.

– Не посреди дня.

– Шесть часов уже! Закат!

Хоукинс окатил меня недоверчивым взглядом, но по его виду я поняла, что он решил больше не доставать меня нотациями.

– Ты пьешь как лошадь! – рявкнул он. – Я тебя знаю, Сэм, – чтобы довести себя до такого состояния, тебе нужно выпить ведро. Небось утром еще начала.

– Утешала друга, у которого горе, – буркнула я. – О господи! – Я тупо уставилась на Хоукинса, внезапно вспомнив, какое именно горе случилось у Салли.

– Что такое? – встрепенулся Хоукинс. Этот парень читал меня, как раскрытую книгу. Нет, скорее, как раскрытый комикс. – Что случилось, Сэм? Сэм… Боже… только, пожалуйста, не говори, что ты нашла еще один труп. Умоляю тебя!

– Не я нашла. Я лишь присутствовала при этом. Свидетель я. Так что не беспокойся.

– О господи. О господи.

– Незаконнорожденное дитя Шкалли и Малдера к вашим ушлугам, шэр! А щас я, пожалуй, пошплю.

Мы с Хоукинсом знали друг друга достаточно давно. Познакомились, когда одна моя знакомая размозжила себе голову штангой (у нее был собственный гимнастический зал, где я работала инструктором). Хоукинс тогда ходил в простых сержантах. Если он будет продолжать подниматься по служебной лестнице с такой скоростью (при условии, конечно, что никто не узнает о наших с ним отношениях), то скоро станет главным констеблем Лондона. Я наверняка числюсь в полицейских списках опасных элементов во всех отделениях от Лондона до Эдинбурга. В иных обстоятельствах – если бы я не была богемным разгильдяем, а Хоукинс полицейским – мы, наверное, воспринимали бы наши отношения серьезнее.

Кроме того, у Хоукинса имелась подружка по имени Дафна, к которой я испытывала чувство благодарности и которую – виной тому ее нелепое имя и та одежда, что она покупала Хоукинсу, – я всегда представляла разумной и практичной девушкой, получившей образование в монастырской школе, с мощными руками и ногами, с обесцвеченными волосами, завязанными сзади яркой лентой. Я подозревала, что только наличие Дафны удерживало Хоукинса от невменяемых, заведомо обреченных на полный провал и жутко кровавых попыток наладить отношения со мной. Хотя, должна признаться, мысленный образ Дафны, который я создала для себя, все-таки успокаивал меня. Окажись она гибкой, элегантной, сексуальной богиней с бархатистым голосом и упругой грудью, ситуация, возможно, не так сильно веселила бы меня…

– Сэм? – в тумане моих размышлений прорисовалось лицо Хоукинса.

В своем полукоматозном состоянии я подумала, что это неплохое название для романов-фэнтези. Серия «Туманы размышлений», книга третья. Краткое содержание: на пути к завоеванию Вершин Относительной Душевной Гармонии одинокий воин Зак должен бросить вызов кровожадным гориллам из племени Эмпирического Релятивизма…

– Хватит! – сказала я вслух, села и потрясла головой, чтобы не дать подсознанию окончательно завладеть мной. Последние мгновения перед пробуждением – самые опасные. – О черт! – Обеими руками я схватилась за голову, пытаясь унять начавшийся внутри оглушительный скрежет шестеренок.

– На, выпей, – сказал Хоукинс, предлагая мне две таблетки солпадеина и стакан воды.

– И вновь я совершаю богослужение в храме Святого Солпадеина, – прохрипела я, глотая таблетки. – Из тебя бы вышла отличная женушка, Хоукинс. Не понимаю, впрочем, как такое могло случиться. Я пила только водку и сок.

– В переводе с языка Сэм это означает, что ты выхлебала три поллитровых кружки «кровавой Мэри».

– С табаско! Специи предотвращают похмелье, разве нет? Табаско – в качестве упреждающего удара, – я потянула носом воздух. – Не готовятся ли здесь какие-то сложные углеводы?

– Если ты хочешь спросить, не готовлю ли я тосты, то ответ – нет.

– Ну и ладно.

Я осторожно встала, подошла к холодильнику, достала пакет лепешек, которые приберегла на крайний случай. Запихав лепешки в тостер, достала масло и джем.

– Сэм, где ты была? – спросил Хоукинс, упираясь руками в кухонный стол и сверля меня пронзительно-синими глазами. – Я несколько недель пытаюсь тебе дозвониться, но все время натыкаюсь на автоответчик.

– Здесь. Работала. – Я махнула рукой в сторону висевших над нашими головами мобилей.