Уйди скорей и не спеши обратно - Фред Варгас Страница 26

При его появлении незнакомый полицейский встал по стойке «смирно».

— Бригадир Ламарр, — тут же отрапортовал он, застегивая пуговицы на куртке и уставившись глазами в стену. — В тринадцать часов сорок одну минуту вам звонили. Звонивший назвался Эрве Декамбре и хотел, чтобы вы перезвонили ему по указанному номеру, — закончил он, протягивая записку.

Адамберг оглядел Ламарра, стараясь поймать его взгляд. У того оторвалась пуговица и упала на пол, но он продолжал стоять, вытянув руки по швам. Своим высоким ростом, светлыми волосами и голубыми глазами он напоминал хозяина «Викинга».

— Вы нормандец, Ламарр? — спросил Адамберг.

— Так точно, комиссар. Родился в Гранвиле.

— Вас прислали из жандармерии?

— Так точно, комиссар. Я участвовал в конкурсе, чтобы меня перевели в столицу.

— Можете поднять свою пуговицу, бригадир, — сказал Адамберг, — и можете сесть.

Ламарр повиновался.

— И вы можете посмотреть на меня. Постарайтесь смотреть мне в глаза.

На лице бригадира отразилось легкое замешательство, он упорно продолжал смотреть в стену.

— Это в интересах работы, — пояснил Адамберг. — Сделайте над собой усилие.

Бригадир стал медленно поворачивать лицо.

— Достаточно, — остановил Адамберг. — Больше не нужно. Смотрите в глаза. Здесь, бригадир, вы среди полицейских. В отделе расследования убийств требуется такт, человеческое отношение и естественность, как нигде в другом месте. Вам предстоит выслеживать, втираться в доверие, подстерегать, идти по пятам, оставаясь в тени, выспрашивать, верить на слово, а также утирать слезы. Такого, как вы, заметишь за сотню лье, и вы тверды и несгибаемы, точно бык. Вам надо учиться расслабляться, хотя так скоро этому не научишься. Первое правило — смотрите на других людей.

— Хорошо, комиссар.

— И смотрите им в глаза, а не в лоб.

— Да, комиссар.

Адамберг открыл блокнот и тут же записал: «Викинг, пуговица, взгляд в стену — Ламарр».

Декамбре снял трубку после первого же звонка.

— Я счел нужным предупредить вас, комиссар, что наш знакомый перешел черту.

— То есть?

— Лучше я вам прочту сегодняшние «странные» записки, утреннюю и дневную. Вы слушаете?

— Да.

— Первая — продолжение дневника того англичанина.

— Сеписа.

— Пеписа, комиссар. Сегодня, сам того не желая, я увидел два или три дома с красным крестом на дверях и надписью «Сжалься над нами, Боже». Грустное зрелище, и если память не изменяет мне, такое я вижу впервые.

— Дело неладно.

— Это мягко сказано. Красным крестом помечали дома, зараженные чумой, чтобы прохожие обходили их стороной. Значит, Пепис только что увидел первых больных. На самом деле болезнь возникла в предместьях уже давно, но Пепис жил в богатом квартале и ничего об этом не знал.

— А вторая записка? — перебил Адамберг.

— Она еще хуже. Сейчас прочту.

— Только помедленней, — попросил Адамберг.

— Семнадцатое августа, ложные слухи предшествуют беде, многие трепещут, но многие и надеются на помощь знаменитого доктора Ренсана. Тщетные упования — четырнадцатого сентября чума вошла в город. Прежде прочих она поразила квартал Руссо, где один за другим стали появляться покойники. Должен вам сказать, поскольку вы не видите текста, что в нем множество многоточий. Этот тип просто одержимый. Он не может оборвать фразу оригинала, не обозначив этого в тексте. Более того, слова «семнадцатое августа», «четырнадцатое сентября» и «квартал Руссо» напечатаны другим шрифтом. Скорее всего, он изменил даты и название места, которые указаны в тексте, и подчеркивает это, меняя шрифт. Так я думаю.

— А у нас сегодня четырнадцатое сентября, не так ли? — спросил Адамберг, который всегда путал даты на один-два дня.

— Именно так. Следовательно, этот псих заявляет, что сегодня чума вошла в Париж и кого-то убила.

— На улице Жан-Жака Руссо.

— Вы думаете, что там?

— На этой улице есть дом, помеченный четверкой.

— Какой четверкой?

Адамберг решил, что Декамбре уже настолько втянут в эту историю, что ему вполне можно рассказать обо всем, что делает предсказатель чумы. Заодно он отметил, что при всей своей начитанности Декамбре, видимо, ничего не знает о значении четверок, как и эрудит Данглар. Значит, талисман не так уж известен и тот, кто им пользуется, должен быть чертовски подкован в этом вопросе.

— В любом случае, — заключил Адамберг, — вы можете продолжать без меня, эта история может оказаться полезной для ваших консультаций по жизненным вопросам. Прекрасный экземпляр для коллекции — как вашей, так и чтеца. Ну а что до угрозы преступления, о ней, я думаю, можно забыть. Наш знакомый пошел другим путем, он увлекся символами, как сказал бы мой заместитель. Потому что этой ночью на улице Жан-Жака Руссо не произошло ровным счетом ничего, да и в других разрисованных домах тоже. А наш приятель все продолжает рисовать. Пусть себе рисует сколько вздумается.

— Что ж, тем лучше, — после некоторого молчания проговорил Декамбре. — Позвольте сказать, что я был рад познакомиться с вами поближе, и простите, что заставил вас потратить время зря.

— Вовсе нет. Я умею ценить всякое потраченное время.

Адамберг повесил трубку и решил, что с работой в эту субботу покончено. В папке текущих дел не было ничего такого, что не могло подождать до понедельника. Прежде чем покинуть кабинет, он сверился с записной книжкой, чтобы вспомнить имя жандарма из Гранвиля и попрощаться с ним.

Сквозь поредевшие облака снова проглядывало солнце, вернув городу несколько томный летний вид. Адамберг снял куртку, закинул ее на плечо и не спеша направился к реке. Ему казалось, что парижане забыли о том, что у них есть река. Какой бы грязной она ни была, Сена всегда оставалась его убежищем, с ее тягучими волнами, запахом стираного белья и криками птиц.

Спокойно шагая по маленьким улочкам, он подумал, хорошо, что Данглар остался переваривать кальвадос у себя дома. Ему хотелось похоронить историю с четверками без свидетелей. Данглар был прав. Непризнанный художник или маньяк-символист, псих, рисующий четверки, жил сам по себе, в мире, который их совершенно не касался. Адамберг проиграл, ему было на это наплевать, и слава богу! Он никогда не гордился победами в спорах с Дангларом, но поражения предпочитал переживать в одиночестве. В понедельник он признает свою ошибку, и четверки станут таким же анекдотом, как история с гигантскими божьими коровками в Нантее. Кто ему про это рассказывал? Кажется, фотограф с веснушками. А как его зовут? Уже забыл.

В понедельник Адамберг объявил Данглару, что дело о четверках закрыто. Как хорошо воспитанный человек, Данглар не позволил себе никаких замечаний, а только кивнул.