Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу Страница 26

— Ты сложил лапки, Джек, — говорит Летти. — Ты проиграл дело в суде и…

— Я вообще проигрался в пух и прах! Я потерял все! Все пропало!

— Не все!

— Из-за меня убили человека!

— Это еще не значит «все»! — вопит Летти.

— Ну да, — соглашается Джек. — А строго говоря, что ты тут делаешь?

— Что я делаю?

— Уходи, Летти!

— Не хочу!

— Зато я хочу.

— Нет, не хочешь, — говорит Летти. — Не отшвыривай меня, Джек. Я слишком хороша, чтоб мною швыряться.

— Ты слишком хороша, чтоб цепляться за меня, Летти.

— Не морочь мне голову этой слюнтяйской чушью, не унижайся! Если б я не хотела оставаться здесь, я бы…

— Да ты что, совсем оглохла, что ли? Я же говорю тебе, чтоб убиралась. Уходи! Убирайся прочь! Живо! Pintale!

— Я ухожу.

Первое слово по-испански, которое он ей говорит, — это «уходи»!

— Я ухожу, — повторяет она.

— Вот и прекрасно.

— Да, прекрасно!

Она хлопает дверью и уходит.

Два месяца спустя период безработицы для Джека подходит к концу, потому что ковбойские сапожки Билли Хейеса ступают на лесенку Джекова трейлера. Билли возникает, когда Джек, лежа на кушетке, пьет пиво, одновременно следя по ящику за игрой «доджеров». Джек узнает мужика из страховой компании, которого он так подвел, и спрашивает:

— Пришли, чтоб дать мне в рожу?

— Нет, мать твою, чтоб дать тебе работу!

Джек молча глядит на него, потом говорит:

— Я ведь и вправду сделал все то, о чем говорилось.

— Ты имеешь навыки строителя, — говорит Мать-Твою Билли. — И ты учился в школе пожарных, таким образом, кое-какие деньги мы на тебе уже экономим. Думаю, из тебя выйдет очень неплохой аджастер. Это ведь как строить в воображении. Так ты согласен на эту работу или нет?

— Я согласен на эту работу.

— Тогда приходи завтра в семь, — говорит Мать-Твою Билли. — А пиво оставь дома.

— Хорошо.

— …если не захватишь баночку для меня.

Так Джек поступает на работу в «Жизнь и пожар в Калифорнии».

А через двенадцать лет он, сидя в машине на подъездной аллее дома, принадлежащего мамаше Ники Вэйла, слышит в телефонной трубке голос из прошлого.

В легких Памелы Вэйл дыма не обнаружено.

Вот что шепчет ему в трубку женский голос.

Я не должна была тебе этого говорить, но подумала, что кому-то сообщить об этом надо. Вскрытие показало, что в легких ее дыма не содержится.

Доктора Уинстона Эн-Джи приход Джека не радует.

— Уходи, — слышит Джек еще в дверях.

Эн-Джи выкроил минутку, чтобы присесть и выпить чашку несвежего кофе, и не хочет никаких помех. А Джек Уэйд — именно помеха.

— Ты вскрывал утром труп сгоревшей на пожаре? — говорит Джек. — Миссис Памелы Вэйл?

— Точно.

— У нее в легких не обнаружено дыма, — говорит Джек.

— Тебе-то кто об этом наболтал?

Вот уж не знаю, думает Джек. Но спрашивает:

— На оксид углерода анализ проводил?

Эн-Джи кивает.

— Сделал анализ крови на количество карбоксигемоглобина.

Окись углерода — большая любительница кровяных шариков. Проникая в тело, СО выискивает красные кровяные шарики и соединяется с ними. В трупе человека, задохнувшегося в угарном газе, в красных кровяных шариках СО обычно раз в двести больше, чем кислорода. Процент оксида углерода в крови бывает очень высоким.

— И каков был процент впитываемости? — спрашивает Джек.

— Меньше девяти процентов, — отвечает Эн-Джи.

Ну, этим, как известно Джеку, можно и пренебречь. Такое незначительное количество СО обугленное тело могло впитать через кожу.

— Синюшность? — интересуется Джек.

— Черно-синий цвет.

— А должен бы быть красный, — замечает Джек. Окись углерода окрашивает кровь в ярко-красный цвет. — Волдыри?

— Несколько штук, — отвечает Эн-Джи. — Маленькие и наполненные воздухом.

Джек кивает. Он так и думал. Это нормально для трупа, если смерть наступила до пожара. В противном случае волдыри были бы больше и наполнены жидкостью.

— Круги?

— Отсутствуют.

Тоже понятно. На теле живого человека, попавшего в огонь, вокруг волдырей образуются воспаленные круги. Мертвое же тело не воспаляется.

— Она была мертва еще до пожара, — говорит Джек.

Эн-Джи наливает еще кофе — для Джека. Передавая ему пластиковую чашечку, говорит:

— Ты это знал заранее, иначе не прискакал бы сюда и не морочил мне голову.

— Я тебе голову не морочу.

— Морочишь. — Эн-Джи плюхается на старый деревянный стул, придвинутый к письменному столу. Выдвигает ящик металлического стола, вынимает оттуда папку. Шваркает ее на стол и предупреждает:

— Ты этого не видел.

Фотографии Памелы Вэйл.

Половины ее, во всяком случае. Ноги почти полностью сгорели. Торчат обнаженные кости щиколоток. Руки согнуты, сжаты, пальцы скрючены, словно она пыталась обороняться. Лицо — не тронуто, лиловые, цвета фиалки, глаза открыты и глядят.

Джек борется с тошнотой.

— Эй, — говорит Эн-Джи, — пришел морочить мне голову — значит, сам напросился.

— Черт, — произносит Джек.

— Твоя правда, — говорит Эн-Джи. — Что думаешь насчет того, почему полтела не тронуто огнем?

— Ножные кости обнажены, — говорит Джек. — При обычной для домашнего пожара температуре в тысячу двести градусов по Фаренгейту, чтобы добраться до костей нижних конечностей, пламени требуется минут двадцать пять-тридцать. Но здесь горело не столь долго. Возможно, пламя пошло вниз, и это спасло ее торс и лицо.

— Повезло девушке, — говорит Эн-Джи.

Джек заставляет себя еще раз взглянуть на фотографии и произносит:

— Оборонительная поза.

Имеется в виду, конечно, не бокс и не поза боксера как таковая, а обычное для человеческого тела, подвергшегося воздействию высоких температур, сведение мышц на руках и ногах. Руки поджимаются и скрючиваются, как у боксера. Единственное, что может вклиниться в этот процесс и помешать ему, — это трупное окоченение.

— Ну а окоченение?