Встретимся в суде - Фридрих Незнанский Страница 3

Вот он какой, Баканин. Милена даже пожалела, что выбрала Рубена, а не его… Шутка. Глупая шутка. На самом деле, кроме Рубена, ей никто не нужен. Он лучший для нее мужчина на земле. И если она до сих пор не соединила с ним свою жизнь, то лишь потому, что боится отяготить его собой… своими обстоятельствами… Милена заглянула в Оксанино личико, на котором, как всегда, не отражалось ни тени мыслей и чувств. Когда-то, давным-давно, болезнь дочери служила для Милены источником приступов отчаяния и ненависти — к девочке, к себе, ко всему равнодушному здоровому миру. Теперь она привыкла. Теперь ее не сломить никакому несчастью. А вот возможность счастья, к сожалению, выбивает из колеи…

Снизу донесся негромкий хлопок, вслед за тем — легкий вскрик и грохот, словно упал какой-то предмет мебели. «Что они могли там уронить? — гадала Милена. — Шкаф с посудой? Ну нет, столько дребезга было бы! Тогда — стол? Нет, стол дал бы менее сложный, что ли, более компактный звук…» Ничего, вот сейчас поднимутся, она сама их спросит…

Мужские шаги раздавались уже на лестнице, приближались к двери комнаты. Милена подняла с кровати уложенную было Оксану, поправила на ней оборочки расфуфыренной, как платье, ночнушки. Оксана, как обычно, пассивно повиновалась. Ей непонятна была потребность выглядеть перед гостями лучше, чем без гостей. Однако Милена не чуждалась желания показать, какой красивый у нее ребенок.

Дверь распахнулась. Но за ней Милена не увидела человеческих лиц. Главное, что сосредоточило на себе все ее внимание, было черным провалом дула пистолета.

В число Милениных постоянных страхов входила боязнь того, что Оксана, когда вырастет, способна стать жертвой сексуального аппетита какого-нибудь мерзавца—с ее-то покорностью и красотой! По крайней мере, этому страху не суждено было сбыться, поскольку Оксане не суждено было стать взрослой. Девочка погибла первой, на глазах у матери. Оксана только всплеснула ручками — то ли пытаясь заслониться, то ли удивляясь новой блестящей игрушке, Милена так и не узнала — и упала на кровать, заливая кровью рубашку и постельное белье, испещренное розовыми зайчиками. Страдальчески вскрикнув, точно пуля рикошетом ударила в нее, Милена склонилась над своей единственной бесценной заинькой, не обращая внимания на оружие. Вторая пуля отправила мать вслед за ребенком.

Пятнадцать минут спустя в доме стало тихо. Ни человеческого голоса, ни шагов. Ни единого звука, кроме зловещего гула и потрескивания пламени…

Пансионат «Уралочка» под Александрбургом, 27 октября 2005 года.

Виталий Петренко

— Громкое дело. Это плохо, — сказал себе Виталий Петренко, почесав в затылке, и бдительно огляделся: не услышал ли кто-нибудь его изъявление чувств?

Следователь Петренко из межрайонной прокуратуры города Сысерть имел право на свое мнение. И уж тем более он имел право сказать то, что сказал. О преступлении на территории пансионата «Уралочка» под Александрбургом твердили практически все СМИ — и местные, уральские, и центральные. Дело получалось громким. А отсюда вытекало обилие путающихся под ногами журналистов, пристальное внимание начальства, критика сверху и снизу — и все это, как водится, мешало рутинной работе, осуществлению запланированных следственных мероприятий… Уф-ф, кош-шмар! А прокурор еще усмехнулся, нагрузив его делом об убийстве Айвазова и семьи: мол, благодеяние Петренко оказывает. Мол, если раскроет — сразу на повышение… Благодетель называется! Как все нормальные следователи, Петренко не страдал отсутствием честолюбия, но вместо того, чтобы возиться с убийством Айвазова под прицелом телевизионных софитов, предпочел бы расследовать заурядную кражу козы у бабы Евдохи из деревни Верхние Белые Тапочки. Или, на худой конец, резаться с компьютером в домино. В домино, карты и прочие азартные игры, победа в которых диктуется случаем, Виталий играл исключительно с компьютером, потому что обыгрывать живого соперника не любил. Каждый раз, обыграв приятеля или дорожного попутчика, Петренко чувствовал себя виноватым, будто обидел человека, не сделавшего ему ничего плохого. Тогда как ставить, условно выражаясь, шах и мат подследственному, сдающемуся под напором улик, Виталию очень даже нравилось… Вот и пойми его сложную натуру!

Виталий Петренко решил не обращать внимания на телевизионную и газетную шумиху. Или, по крайней мере, очень постарался не обращать внимания. Собака лает — караван идет, как гласит арабская народная мудрость. Петренко не нужна шумиха. Ему нужно досконально выяснить, что же произошло поздним вечером 25 октября. А выяснить уже удалось немало…

Пожарных вызвали строители-молдаване, которые работали и временно проживали в коттедже на краю поселка. Они рано легли спать, однако проснулись от запаха гари и, подбежав к окну, приметили вблизи мутное дымное зарево. Тут же позвонили по номеру местной пожарной службы. Красная машина с лестницей добиралась до их захолустья неторопливо: крыша трехэтажного особняка, находившегося в собственности Айвазова, успела провалиться и проломить потолочное перекрытие. Молдаване думали, что пожарным придется потрудиться, чтобы попасть на территорию айвазовского участка: директор фирмы «Уралочка», насколько они успели его узнать, отличался большим пристрастием к самосохранению и всегда запирался на множество сложных замков. Однако дверь в солидном заборе оказалась открыта и это стало первым вестником беды. А во дворе рвался с цепи и выл истошным, почти человеческим голосом огромный пес, кавказская овчарка; ветер относил пепел горящего дома и языки огня в его сторону. Рабочие хотели освободить собаку, но поостереглись, потому что злобный нрав этого зверя стращал весь поселок. Но вообще-то потом, когда пса сняли с цепи пожарные, выступившие в роли спасателей, он ни на кого не напал, а убежал, поджав лохматый хвост. Так до сих пор и слоняется по окрестностям, принимая пищевые подачки, тихий и на себя не похожий. Можно было бы сказать, что он сошел с ума от пережитого, если только животных тоже постигает сумасшествие.

Но хватит о собаке! Гораздо более душераздирающие открытия поджидали внутри дома. Когда брандмейстерам удалось справиться с огнем, они обнаружили на первом этаже труп смуглого черноволосого мужчины лет сорока, незначительно пострадавший от пламени, хотя одежда на нем тлела. Рабочие сразу же опознали в нем хозяина дома, Рубена Айвазова. Можно было бы предположить, что он умер, задохнувшись в дыму пожара, если бы не явственное пулевое отверстие в груди, прямо против сердца. На втором этаже под обломками перекрытий нашли два тела — большое и маленькое — изуродованные до неузнаваемости. Исходя из того, что с Айвазовым проживали Милена Бойко и ее шестилетняя дочь Оксана, напрашивалось предположение, что останки принадлежат им.

Виталий Петренко видел прижизненные фотографии Милены и Оксаны Бойко и мог оценить, насколько привлекательной женщиной была Милена, какой красивой девочкой — Оксана. Ничего общего с обугленными скорченными корягами, непохожими на человеческие тела. Черные, усохшие руки и ноги согнуты — «поза боксера», так называется своеобразный вид, который приобретает труп при обгорании. Судебно-медицинское заключение гласило, что повреждение огнем носило не прижизненный, а посмертный характер: на это указывало отсутствие копоти в трахее (значит, не успели вдохнуть дым) и то, что вокруг глаз не наблюдалась светлая кайма неповрежденной кожи (обычно человек рефлекторно зажмуривается, когда к лицу подступает пламя — в данном случае этого не произошло). Но даже если бы все эти весомые, перечисленные во всех пособиях по судебной медицине признаки отсутствовали, обнаруженные в телах Милены и Оксаны пули от пистолета Макарова сказали бы с полной несомненностью, что женщину и девочку убили так же, как мужчину. Выстрелами в сердце.