Турецкий гамбит - Борис Акунин Страница 3

Эта история плохо подействовала на Петю. Был март, веснаначалась рано, от Невы пахло простором и ледоходом, и Петя поставил ультиматум:так больше продолжаться не может, они созданы друг для друга, их отношенияпроверены временем. Оба живые люди, и нечего обманывать законы природы. Он,конечно, согласится на телесную любовь и без венца, но лучше поженитьсяпо-настоящему, ибо это избавит от многих сложностей. И как-то так ловкоповернул, что далее дискутировалось лишь одно — в каком браке жить —гражданском или церковном. Споры продолжались до апреля, а в апреле началасьдолгожданная война за освобождение славянских братьев, и Петя Яблоков какпорядочный человек отправился волонтером. Перед отъездом Варя пообещала ему двевещи: что скоро даст окончательный ответ и что воевать они будут непременновместе — уж она что-нибудь придумает.

И придумала. Не сразу, но придумала. Устроиться сестрой вовременно-военный госпиталь или в походный лазарет не удалось — незаконченныеакушерские курсы Варе не засчитали. Женщин-телеграфисток в действующую армию небрали. Варя совсем было впала в отчаяние, но тут из Румынии пришло письмо: Петяжаловался, что в пехоту его не пустили по причине плоскостопия, а оставили приштабе главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, ибовольноопределяющийся Яблоков — математик, а в армии отчаянно не хватаетшифровальщиков.

Ну уж пристроиться на какую-нибудь службу при главнойквартире или, на худой конец, просто затеряться в тыловой сутолоке будетнетрудно, решила Варя и немедленно составила План, который на первых двухэтапах был чудо как хорош, а на третьем завершился катастрофой.

Между тем приближалась развязка. Багровоносый хозяин буркнулчто-то угрожающее и, вытирая руки серым полотенцем, вразвалочку направился кВаре, очень похожий в своей красной рубахе на подходящего к плахе палача. Сталосухо во рту и слегка затошнило. Может, прикинуться глухонемой? То естьглухонемым.

Понурый, что сидел спиной, неспешно поднялся, подошел кВариному столу и молча сел напротив. Она увидела бледное и, несмотря наседоватые виски, очень молодое, почти мальчишеское лицо с холодными голубымиглазами, тонкими усиками, неулыбчивым ртом. Странное было лицо, совсем нетакое, как у остальных крестьян, хотя одет незнакомец был так же, как они —разве что куртка поновей да рубаха почище.

На подошедшего хозяина голубоглазый даже не оглянулся,только пренебрежительно махнул, и грозный палач немедленно ретировался за стойку.Но спокойнее от этого Варе не стало. Наоборот, вот сейчас самое страшное иначнется.

Она наморщила лоб, приготовившись услышать чужую речь. Лучшене говорить, а кивать и мотать головой. Только бы не забыть — у болгар всенаоборот: когда киваешь, это значит «нет», когда качаешь головой, это значит«да».

Но голубоглазый ни о чем спрашивать не стал. Удрученновздохнул и, слегка заикаясь, сказал на чистом русском:

— Эх, м-мадемуазель, лучше дожидались бы жениха дома.Тут вам не роман Майн Рида. Скверно могло з-закончиться.

«Русский инвалид» (Санкт-Петербург),

2(14) июля 1877 г.

«… После заключения перемирия между Портой и Сербией многиепатриоты славянского дела, доблестные витязи земли русской, служившиедобровольцами под водительством храброго генерала Черняева, устремились на зовЦаря-Освободителя и, рискуя жизнью, пробираются через дикие горы и темные лесана болгарскую землю, дабы воссоединиться с православным воинством и завершитьдолгожданною победою свой святой ратный подвиг».

До Вари смысл сказанного дошел не сразу. По инерции онасначала кивнула, потом покачала головой и лишь после этого остолбенело разинуларот.

— Не удивляйтесь, — скучным голосом промолвилстранный крестьянин. — То, что вы д-девица, видно сразу — вон у вас прядьиз-под шапки вылезла. Это раз. (Варя воровато подобрала предательский локон.)То, что вы русская, тоже очевидно: вздернутый нос, великорусский рисунок скул,русые волосы, и г-главное — отсутствие загара. Это два. Насчет жениха тожепросто: п-пробираетесь тайком — стало быть, по приватному интересу. А какой удевицы вашего возраста может быть приватный интерес в действующей армии? Толькоромантический. Это три. Т-теперь четыре: тот усач, что привел вас сюда, а потомисчез, — ваш проводник? И деньги, конечно, были спрятаны среди вещей?Г-глупо. Все важное нужно держать п-при себе. Вас как зовут?

— Суворова Варя. Варвара Андреевна, — испуганнопрошептала Варя. — Вы кто? Вы откуда?

— Эраст Петрович Фандорин. Сербский волонтер.Возвращаюсь из т-турецкого плена.

Слава богу, а то уж Варя решила, не галлюцинация ли.Сербский волонтер! Из турецкого плена! Она почтительно взглянула на седые вискии, не удержавшись, спросила, да еще пальцем неделикатно показала:

— Это вас там мучили, да? Я читала про ужасы турецкогоплена. И заикание, наверное, тоже от этого.

Эраст Петрович Фандорин насупился, ответил неохотно:

— Никто меня не мучил. С утра до вечера п-поили кофееми разговаривали исключительно по-французски. Жил на положении гостя увидинского к-каймакама.

— У кого? — не поняла Варя.

— Видин — это город на румынской границе. А каймакам —губернатор. Что же д-до заикания, то это следствие давней контузии.

— Бежали, да? — с завистью спросила она. —Пробираетесь в действующую армию, чтобы повоевать?

— Нет. Повоевал предостаточно.

Должно быть, на лице Вари отразилось крайнее недоумение. Вовсяком случае, волонтер счел нужным присовокупить:

— Война, Варвара Андреевна, — ужасная гадость. Наней не б-бывает ни правых, ни виноватых. А хорошие и плохие есть с обеихсторон. Только хороших обычно убивают п-первыми.

— Зачем же вы тогда отправились добровольцем вСербию? — запальчиво спросила она. — Ведь вас никто не гнал?

— Из эгоистических соображений. Был болен, нуждался влечении.

Варя удивилась:

— Разве на войне лечат?

— Да. Вид чужой б-боли позволяет легче переносить свою.Я попал на фронт за две недели до разгрома армии Черняева. А потом еще вдостальнабродился по горам, настрелялся. Слава богу, к-кажется, ни в кого не попал.

Не то интересничает, не то просто циник, с некоторымраздражением подумала Варя и язвительно заметила:

— Ну и сидели бы у своего макама до конца войны. Зачембыло бежать?

— Я не бежал. Юсуф-паша меня отпустил.

— А что же вас в Болгарию понесло?