Первый день вечности - Александр Уралов Страница 3

— Кирюш, ты там живой? — неуверенно позвал Андрей.

— Это что, не розыгрыш? — упавшим голосом спросил Роальд Вячеславович, подняв голову из-за повёрнутой к двери камеры, и его морщинистое лицо, как мельком отметил Андрей, мгновенно осунулось.

Из коридора глухо донесся знакомый голос Деревнёва:

— Ты что же это вытворяешь, гад? — Голос звучал скорее удивлённо, чем испугано. В студии резко запахло чем-то знакомым. Ах, да… порох…

— Кирилл! Что там? Кирилл! — осторожно позвал Андрей.

Дребезжал по стеклянной столешнице пейджер, поставленный на режим вибрации. Андрей механически взял его. Пейджер неприятно дрожал. На его зелёном экранчике темнело: "&&& почему нет бранхомунала ваптеке 327 на ленина? Елена Юрьебна Житухина". Безумно хотелось холодного пива. Увы, сейчас оно медленно нагревалось в сумке, оставленной под столом в рекламном отделе. Одну бутылку он выпил днём, осталось ещё семь. Ольга сказала, что ей больше хочется хорошего вина. "А будем пить замечательное пиво!" — несколько раздражённо ответил Нулин… а Ольга сказала, что ей и вчерашнего хватит. И вообще, она терпеть не может пить с "новостёрами". "Ну и хорошо. Выпью всё один, окосею. И буду покушаться на твои красивые коленки"… "Ну-ну, посмотрим…"

Режиссёрский голос в левом ухе исчез, сменившись неприятным шипением и треском. За стеклом возмущённо вскинулась Светка. Теперь было видно, что кто-то в камуфляже хватал её за руки. Сквозь стекло слабо донёслась крутая матерщина. Светка ругаться умела и любила. Там же мелькнул вскочивший со своего места и тут же севший обратно звукорежиссёр Гошка.

Солдатик в студии, топтавшийся у стены, ещё сильнее скривил рот, неуверенно шагнул к Андрею и неловко двинул ему прикладом в висок.

Хоть что-то вспомнилось! По законам ассоциативности мышления, о которых у нас так любят рассуждать все, кому не лень, когда охаивают рекламные ролики, изготовленные другими телекомпаниями, в памяти поднялось целое облако воспоминаний. С самого дна поднялось… как поднимается придонный ил, когда в воду бросают огромный камень. Почему-то, прежде всего, вспомнился приятель детства. Кругленький такой был парнишка, на год младше, — приходилось защищать его от пацанов во дворе. А к двадцати годам вымахал, как былинный богатырь, даром, что белокур был с рождения. К тридцати — уйдя из армии — ударился в православие, как в атаку. На крёстном ходе с хоругвью выделялся, как могучий дуб среди орешника…

Школа, друзья-приятели… институт… НИИ…

И тот самый автор декораций, добродушный Илья Бриткин, агитировавший Андрея срочно бросить "все эти твои научные штучки" и идти на создающуюся с нуля телекомпанию. "Тридцать четвёртая кнопка, Андрей! Утрём нос всем! Учти, пока ты раздумываешь, все командные высоты расхватают!" Однако быстро не получилось, и пришлось начинать обычным менеджером по рекламе — хорошая, между прочим, школа. Особенно после предыдущей должности начальника отдела. Хорошо, что большой босс тогда хотел иметь не менее десятка собственных программ. Он и предложил Андрею быть "антрепренером" программы про современную медицину. Но на телевидении, однако, гремело модное название "продюсер" — так громко на региональном канале называется человек, с которого требуют денег, денег и только денег. Продавай сюжеты, придумывай спонсорские пакеты, тряси всех, кого можно… в общем, крутись. Саму-то программу делал Сева — целиком, полностью, в одиночку. Его темперамента хватило на три с лишним года непрерывного вспахивания этой нивы. С ним Андрей и прямые эфиры начал. Золотое было времечко! Этого самого времени не хватало хронически… но — золотое. И тебе продюсер, и соавтор, и (если позарез надо успевать) корреспондент, и прочее, и прочее, и прочее…

— Андрей, — вдруг ясно сказала Ольга, не открывая глаз. Её ладошка слабо погладила Андрея по рукаву. Девушка вздохнула и снова затихла. Спит моя мышка. Спи-спи, ехать ещё долго…

А куда вообще может ехать покойник?

В голове закрутились обрывки фильмов о привидениях. Андрей тихонько почесал щёку. Щека была своей, — самой, что ни на есть привычной. Слова Ольги, так напугавшие его, стали казаться дурным сном. И вообще, мало что может пробормотать перепугавшаяся и вымотанная до обморока девушка?

Андрей ещё раз попытался напрячь память. В тёплой машине, плавно скользящей по "росселевскому автобану" думать было сложно. Мысли путались. Некстати вспомнилось, что он никогда и не слышал о существовании лесных озер именно в этих краях. Впрочем, наплевать. Едем и едем… не пешком же идём. Свет фар выхватывал убаюкивающее мелькание разделительной полосы. Андрей уплывал в дрёму. Левый висок ныл. Кожу пощипывало. Наверное, он приложился этим виском в этом чёртовом ельнике…

— Ну, ребята, это вам какого-нибудь Познера нужно, а не меня, — устало сказал Нулин, трогая ссадину на виске. — У нас эфир коммерческий, специфический… Как, хоть, вас звать-величать? Террористы в погонах, блин…

Рядом тихо всхлипывала Галина. Хотелось приложить лоб к прохладному стеклу стола, — пусть на нём и осела пыль и россыпь бетонных крошек от потолка. Двинув прикладом в висок Андрея, солдатик коротко саданул в потолок из автомата. Противно взвизгнула рикошетирующая пуля, крякнула одна из верхних поперечных двутавровых балок. Качнулись и выпрямились тени от подвешенных ламп. Мягко завалился на бок принявший в себя пулю серый Мишка-косолапый — пушистая китайская игрушка "Сказок на ночь от Алёнушки", снимавшихся в этой же студии. Коротко взвыл динамик под потолком.

А сейчас, после суматохи первых минут захвата, все были какими-то обмякшими. Вопреки правилам, дверь в режиссерской комнате была открыта. Дверь в студию, белея свежим расщепом на месте выемки под язычок замка, тоже распахнута. Парень, яростно ругавшийся со Светкой в режиссёрке, сейчас торчал у неё за спиной и молча смотрел в коридор. Автомат в руках драчливого бойца, присевшего на корточки в углу студии, успокоился и уже не дёргался стволом на каждый звук. Женский визг там, в конце коридора, стих. Доносился лишь какой-то невнятный гул, напомнивший Андрею будничный звуковой фон телекомпании. Кто-то пробежал по коридору, тяжело бухая сапогами по сиреневому ковролану..

— Где? — запыхавшись, крикнули у самой двери. Похоже, бегал тот самый солдатик субтильной наружности, чуть было не пристреливший Кирилла.

— Бу-бу-бу… запирается… — донеслось из общего гула.

— Да нет там никого в рекламе, не видишь что ли?! — вот и Кирилл орёт в ярости. Сапоги затопали дальше, голос Кирилла стал глуше, удаляясь.

А в отделе новостей — там, дальше по коридору — о чём-то спорили, но не на повышенных тонах, а так… в духе обычной пятничной оперативки в 22–00, посвящённой разбору полётов за неделю под пиво и джин в баночках. Того и гляди по коридору пробежит розовощёкий умница Олежек и произнесёт стандартную пятничную призывную речь: "Эй, на кого ещё пивка брать? Тебе чего? Две сиськи? Двухлитровых? А бабло? Нет балабасов — нет спиртного! Эх ты, кулёма… гляди, даже свободный от денег Зёма полтинника не пожалел. А тебя жаба давит. Толстая, склизкая и противная жаба! Ну и пусть "пиво не пью" — а я пью? Водки возьму, значит! Ольга, вон, и то раскошелилась!"