Бронзовое облако - Анна Данилова Страница 3

Гость, сначала внимательно слушавший Германа, вдруг словно очнулся, как бывает с человеком, до которого только что дошло, что его разыгрывают, он кивнул головой, как-то странно улыбнулся и принялся стряхивать с себя снег, потом быстро расстегнул пальто или шубу (Герман так и не понял, потому что все было в снегу) и еще раз стряхнул с плеча, с силой, так что во все стороны полетели комья снега и сосульки, с сухим стуком посыпавшиеся на плитки пола. Потом как-то по-свойски сунул тяжелую доху в руки недовольного всей этой сценой Германа и принялся развязывать под подбородком шапку-ушанку. Развязал, стянул, и Герман увидел перед собой разрумянившегося симпатичного мужчину. Круглое веселое лицо, густые каштановые волосы, карие блестящие глаза и полные розовые губы.

– А вы ничего… как вас там?

– Дмитрий. Думаю, обойдемся без официоза, без отчества… – Дмитрий вертел в руках непонятно каким образом оказавшиеся у него очки, после чего с виноватым видом принялся протирать стекла вязаным меланжевым джемпером. – Представляете, моя машина сломалась… Примерно в трех километрах отсюда. Это чудо, повторюсь, что я увидел освещенные окна… Кругом лес…

– Вы куда, собственно, ехали-то? – смягчившись, Герман снизошел до вопроса.

– Здесь где-то неподалеку есть дачный поселок, вот собирался там отметить Новый год с друзьями… Не доехал. Но, думаю, не один я попал в такое положение… Надо было заказать столик в ресторане, да и все… Знаете, сейчас никто не хочет связываться на Новый год с гостями, закусками, для женщин это мучительно, я их понимаю… А у вас тут… тоже гости? Я смотрю, дом огромный, прямо-таки усадьба, и в каком прекрасном состоянии… Правда, я вижу пока только холл и эту чудную лестницу… Поздравляю, у вас отличный вкус… Так отреставрировать, превратить прямо-таки в музей…

– Вы слишком много болтаете! – рявкнул Герман, с пренебрежительно-демократического «ты» неожиданно перешедший на «вы», но все равно становиться вежливым с этим заплутавшимся не собиравшийся.

– Зачем вы так… – обиделся гость. – Вы же понимаете, что теперь я полностью в вашей власти, что я завишу от вас, от вашего гостеприимства…

– Вы что, и сами не понимаете, что происходит? – раздраженно спросил его Герман, страстно желая проснуться. – Мне надоела и эта усадьба, и все эти странности… К черту!

И тут он услышал какой-то сдавленный вскрик.

– Ну, чего! Чего вы орете?

– Там… За вашей спиной… Я только сейчас разглядел под пальмой… женщина… на ступенях… в зеленом платье… Она что, выпила лишнего? Я вижу, и вы едва стоите на ногах…

– Она не пьяная, она мертвая, и уясните это себе, наконец. И наверху, в зале, еще два трупа, понятно?

– Да что здесь произошло?

– Какая вам разница?! Пойдемте наверх, там хотя бы тепло… И когда я вам что-то говорю, пожалуйста, не пропускайте это мимо ушей: говорил же вам, что в доме трупы. Но это же сон, а потому зачем так расстраиваться? Выпьем, и станет легче встречать рассвет…

– Вы сумасшедший?

– Нет. Просто я очень хочу проснуться…

«Вот уже сто лет прошло, как тебя нет. Знаю, понимаю, что тебя не вернуть, но мне же никто не сможет запретить думать о тебе, разговаривать с тобой, рассказывать тебе обо всем, что со мной происходит. Да, все вокруг похоронили тебя, и как же иначе, если прошло так много времени. Но кто-то верит, что ты можешь найтись, что, предположим, с тобой случилось несчастье, тебя избили и ты потерял память, таких историй вокруг случается довольно часто, достаточно посмотреть передачу „Жди меня“. Я же не верю, что ты можешь потерять память, ты слишком умен, слишком везуч, чтобы вляпаться в какую-нибудь историю. Твое длительное отсутствие связано, скорее всего, с твоей смертью. Ты можешь спросить, как это я могу так спокойно произносить это слово? Но только смерть могла бы разлучить нас с тобой. Если бы только сердце твое билось, а мозг работал, ты непременно сообщил бы о себе, позвонил, отправил через медсестру или товарища записку для меня, твоей жены. Понимаю, ты не военный человек, ты не мог участвовать в военных действиях, а потому и сама не знаю, о какой медсестре говорю, но все же с тобой что-то случилось, раз ты пропал. Я много думала о том, могут ли у тебя быть враги и кому понадобилось бы убивать тебя, пока вдруг не поняла, что слишком мало знаю о тебе, о твоем прошлом. Быть может, прежде чем ты встал на ноги и построил себе дворец из слоновой кости, у тебя и были враги, завистники, как и у каждого состоявшегося человека. Но то зло, что они причинили тебе, все равно обернется против них, так уж все устроено в этой жизни.

Я нашла себе работу. Мне надоело целыми днями валяться перед телевизором и смотреть все подряд. Надоело слушать музыку и листать альбомы с репродукциями моих любимых импрессионистов. Мне захотелось движения, какой-то пусть и тяжелой и неинтересной, но все равно жизни. Ты прости меня, но ко мне начал возвращаться аппетит. Теперь, помимо чашки кофе по утрам, я съедаю бутерброд с сыром, а на обед ем куриный суп. Да, я страшно похудела за эти три месяца, и те, кто меня видел в таком виде, ужасаются, говорят, что так нельзя, что я могу умереть, что, несмотря на то что тебя нет, я-то живу, жизнь продолжается. Знаешь, а ведь меня многие забросили, перестали даже звонить, и я их отлично понимаю, они не знают, как им себя со мной вести. Думаю, должно пройти какое-то время, чтобы мы все привыкли к тому, что тебя нет и что теперь в нашей квартире живу только я одна. Знаешь, я стала находить какое-то удовольствие в уборке, мне кажется, что вода смывает не только грязь со стекол, но и какой-то непонятный, словно заплесневелый слой с моей жизни, что я очищаюсь, когда что-то мою, привожу в порядок. Ты бы увидел нашу квартиру сейчас: она вся вычищена, люстры сверкают, окна прозрачные, чистые, мне и самой нравится эта чистота, словно я умылась, промыла глаза…

О работе. Несложная, связанная с делопроизводством. Мне предложила ее Ирина Васильева, ты знаешь, это моя подруга. Она единственная, пожалуй, кто навещает меня постоянно, кто переживает искренне обо мне. У нее и самой невеселая жизнь. Понимаешь, мы сейчас просто необходимы друг другу. У нее проблема – она ревнует. И не просто ревнует, как ревнуют многие женщины, – она просто больна своей ревностью. Если ты помнишь, у нее муж работает на закрытом предприятии, куда так просто не попасть. Так вот, Ирина считает, что он живет своей жизнью и что именно там, за воротами этого предприятия, у него и есть настоящая жизнь».

Она захлопнула толстую тетрадь, подумав, что тратить страницы и душевные силы на описание проблем подруги, маленькой прокуренной женщины, занимавшей ничтожное место в ее жизни, не стоит, тем более что Ирина живет своей ревностью и что отними у нее проблемного мужа с его многочисленными любовницами, которые, по ее мнению, обитают в этом подземном, некогда военном заводе, так называемом закрытом предприятии, где в настоящее время выпускают кастрюли и металлические двери, то чем она будет жить? Она всегда являлась с заплаканными глазами и с видом мученицы доставала из сумочки сигареты, бутылку вина, усаживалась на свое излюбленное место в кухне, возле окна, и начинала рассказывать свою жизнь: очередная любовница мужа тоже работает на заводе, как и предыдущая, так дальше продолжаться не может, надо что-то предпринимать, на что-то решаться… Но на решительные действия Ирина была не способна по многим причинам. Во-первых, она любила своего мужа, неразговорчивого, ироничного парня, скромного и тихого, которого трудно было представить себе приударяющим за другой женщиной. Во-вторых, Ирина, получая в своей музыкальной школе гроши, жила за счет мужа. В-третьих, она бы не вынесла сложностей, связанных с разделом квартиры…